Луцилия приветствует Сенека!
Недавно я за город выезжал…
Что ж вижу: все платаны, как калеки,
А их собственноручно я сажал.
Моя усадьба потеряла внешность:
Крошатся камни, крыша потекла.
И в том — не управителя небрежность,
Он говорит: «Усадьба отжила.»
Ее я тоже строил, полон силы…
Хоть не вернуть давно минувших дней,
Не стынет кровь в предчувствии могилы —
Дышу теперь я глубже, и ровней.
Что за старик стоит в сенях у двери?
Я не хочу чужого мертвеца…
«Ты кукол мне дарил.» Возможно ль верить? —
То, сын слуги…на взгляд — старей отца.
Я стар. Но старость — то же наслажденье,
Вкусней всего — последние плоды,
И дети — как прекрасное виденье,
Когда уходят детства их следы.
Тому, кто пьет — милей последний кубок,
Который довершает путь ко дну,
От предыдущих — только след зарубок.
Как сладок вдох, пред тем, как утонуть.
Ты скажешь: «Смерть мила?! — Невероятно…
Да, как ей можно отдавать поклон?!» —
Всех возрастов воистину приятней,
Когда вся жизнь несется под уклон.
Все знать должны, что час смертельный близок,
И юноши, и зрелые мужи:
Не возрастом диктован этот список,
Уходит тот, кто… жизнь свою прожил.
Не видел стариков настолько дряхлых,
Чтоб в лишний день поверить им нельзя,
Так, день за днем, их счет фортуна-пряха
Отмеривает пальцами скользя.
«Один день равен всякому другому» —
Так говорил туманный Гераклит.
Настанет день, и все впадают в кому,
И все, что так болело — не болит.
Любой свой день живи, как день последний,
«Прожита жизнь» — скажи, ложась ко сну…
Не так уж страшно, ведь бессмертье — бредни…
А утром… Бог поможет жизнь вернуть.
Скажу еще: «В нужде живется плохо,
Но нет нужды, чтоб жить тебе нуждой.»
Осилишь путь, с благословенья Бога,
Чтоб одолеть нужду свою трудом.
Ты скажешь: «Это — фраза Эпикура…
На что тебе, его венок, лавров?»
Вся истина, что есть в литературе —
Моя, готов делиться.
Будь здоров.
