Ожидание длилось, а проводы были недолги.
 Пожелали друзья: «В добрый путь! Чтобы — всё без помех!»
 И четыре страны предо мной расстелили дороги,
 И четыре границы шлагбаумы подняли вверх.
Тени голых берёз добровольно легли под колёса,
 Залоснилось шоссе и штыком заострилось вдали.
 Вечный смертник комар разбивался у самого носа,
 Лобовое стекло превращая в картину Дали.
Сколько смелых мазков на причудливом мёртвом покрове,
 Сколько серых мозгов и комарьих раздавленных плевр!
 Вот взорвался один, до отвала напившийся крови,
 Ярко-красным пятном завершая дорожный шедевр.
И сумбурные мысли, лениво стучавшие в темя,
 Устремились в пробой — ну, попробуй-ка, останови!
 И в машину ко мне постучало просительно время —
 Я впустил это время, замешенное на крови.
И сейчас же в кабину глаза сквозь бинты заглянули
 И спросили: «Куда ты? На запад? Вертайся назад!..»
 Я ответить не смог — по обшивке царапнули пули,
 Я услышал: «Ложись! Берегись! Проскочили! Бомбят!»
Этот первый налёт оказался не так чтобы очень:
 Схоронили кого-то, прикрыв его кипой газет,
 Вышли чьи-то фигуры назад на шоссе из обочин,
 Как лет тридцать спустя, на машину мою поглазеть.
И исчезло шоссе — мой единственный верный фарватер,
 Только — елей стволы без обрубленных минами крон.
 Бестелесный поток обтекал не спеша радиатор.
 Я за сутки пути не продвинулся ни на микрон.
Я уснул за рулём — я давно разомлел до зевоты.
 Ущипнуть себя за ухо или глаза протереть?
 Вдруг в машине моей я увидел сержанта пехоты:
 «Ишь, трофейная пакость, — сказал он. — Удобно сидеть».
Мы поели с сержантом домашних котлет и редиски,
 Он опять удивился: откуда такое в войну?!
 «Я, браток, — говорит, — восемь дней как позавтракал в Минске.
 Ну, спасибо. Езжай! Будет время — опять загляну…»
Он ушёл на восток со своим поредевшим отрядом,
 Снова мирное время пробилось ко мне сквозь броню.
 Это время глядело единственной женщиной рядом,
 И она мне сказала: «Устал? Отдохни — я сменю».
Всё в порядке. На месте. Мы едем к границе. Нас двое.
 Тридцать лет отделяет от только что виденных встреч.
 Вот забегали щётки, отмыли стекло лобовое —
 Мы увидели знаки, что призваны предостеречь.
Кроме редких ухабов, ничто на войну не похоже.
 Только лес — молодой, да сквозь снова налипшую грязь
 Два огромных штыка полоснули морозом по коже,
 Остриями — по-мирному — кверху, а не накренясь.
Здесь, на трассе прямой, мне, не знавшему пуль, показалось,
 Что и я где-то здесь довоёвывал невдалеке,
 Потому для меня и шоссе, словно штык, заострялось,
 И лохмотия свастик болтались на этом штыке.

