В миру фотограф уличный, теперь же
 царь и поэт, парнасский самодержец
 (который год сидящий взаперти),
 он говорил:
 «Ко славе низойти я не желал. Она сама примчалась.
 Уж я забыл, где муза обучалась,
 но путь ее был прям и одинок.
 Я не умел друзей готовить впрок,
 из лапы льва не извлекал занозы.
 Вдруг снег пошел; гляжу, а это розы.
 Блаженный жребий. Как мне дорога
 унылая улыбочка врага.
 Люблю я неудачника тревожить,
 сны обо мне мучительные множить
 и теневой рассматривать скелет
 завистника прозрачного на свет.
 Когда луну я балую балладой,
 волнуются деревья за оградой,
 вне очереди торопясь попасть
 в мои стихи. Доверена мне власть
 над всей землей, соседу непослушной.
 И счастие так ширится воздушно,
 так полнится сияньем голова,
 такие совершенные слова
 встречают мысль и улетают с нею,
 что ничего записывать не смею.
 Но иногда — другим бы стать, другим!
 О, поскорее! Плотником, портным,
 а то еще — фотографом бродящим:
 как в старой сказке жить, ходить по дачам,
 снимать детей пятнистых в гамаке,
 собаку их и тени на песке».
Владимир Набоков — Безумец: Стих
> 

