Александр Сергеевич,
 разрешите представиться.
 Маяковский.
Дайте руку
 Вот грудная клетка.
 Слушайте,
 уже не стук, а стон;
 тревожусь я о нем,
 в щенка смиренном львенке.
 Я никогда не знал,
 что столько
 тысяч тонн
 в моей
 позорно легкомыслой головенке.
 Я тащу вас.
 Удивляетесь, конечно?
 Стиснул?
 Больно?
 Извините, дорогой.
 У меня,
 да и у вас,
 в запасе вечность.
 Что нам
 потерять
 часок-другой?!
 Будто бы  вода —
 давайте
 мчать, болтая,
 будто бы весна —
 свободно
 и раскованно!
 В небе вон
 луна
 такая молодая,
 что ее
 без спутников
 и выпускать рискованно.
 Я
 теперь
 свободен
 от любви
 и от плакатов.
 Шкурой
 ревности медведь
 лежит когтист.
 Можно
 убедиться,
 что земля поката,-
 сядь
 на собственные ягодицы
 и катись!
 Нет,
 не навяжусь в меланхолишке черной,
 да и разговаривать не хочется
 ни с кем.
 Только
 жабры рифм
 топырит учащенно
 у таких, как мы,
 на поэтическом песке.
 Вред — мечта,
 и бесполезно грезить,
 надо
 весть
 служебную  нуду.
 Но бывает —
 жизнь
 встает в другом разрезе,
 и большое
 понимаешь
 через ерунду.
 Нами
 лирика
 в штыки
 неоднократно атакована,
 ищем речи
 точной
 и нагой.
 Но поэзия —
 пресволочнейшая штуковина:
 существует —
 и ни в зуб ногой.
 Например,
 вот это —
 говорится или блеется?
 Синемордое,
 в оранжевых усах,
 Навуходоносором
 библейцем —
 «Коопсах».
 Дайте нам стаканы!
 знаю
 способ старый
 в горе
 дуть винище,
 но смотрите —
 из
 выплывают
 Red и White Star’ы
 с ворохом
 разнообразных  виз.
 Мне приятно с вами,-
 рад,
 что вы у столика.
 Муза это
 ловко
 за язык вас тянет.
 Как это
 у вас
 говаривала Ольга?..
 Да не Ольга!
 из письма
 Онегина к Татьяне.
 — Дескать,
 муж у вас
 дурак
 и старый мерин,
 я люблю вас,
 будьте обязательно моя,
 я сейчас же
 утром должен быть уверен,
 что с вами днем увижусь я.-
 Было всякое:
 и под окном стояние,
 письма,
 тряски нервное желе.
 Вот
 когда
 и горевать не в состоянии —
 это,
 Александр  Сергеич,
 много тяжелей.
 Айда, Маяковский!
 Маячь на юг!
 Сердце
 рифмами вымучь —
 вот
 и любви пришел каюк,
 дорогой Владим Владимыч.
 Нет,
 не старость этому имя!
 Тушу
 вперед стремя,
 я
 с удовольствием
 справлюсь с двоими,
 а разозлить —
 и с тремя.
 Говорят —
 я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!
 Entre nous…
 чтоб цензор не нацыкал.
 Передам вам —
 говорят —
 видали
 даже
 двух
 влюбленных членов ВЦИКа.
 Вот —
 пустили сплетню,
 тешат душу ею.
 Александр Сергеич,
 да не слушайте ж вы их!
 Может,
 я
 один
 действительно жалею,
 что сегодня
 нету вас в живых.
 Мне
 при жизни
 с вами
 сговориться б надо.
 Скоро вот
 и я
 умру
 и буду нем.
 После смерти
 нам
 стоять почти что рядом:
 вы на Пе,
 а я
 на эМ.
 Кто меж нами?
 с кем велите знаться?!
 Чересчур
 страна моя
 поэтами нища.
 Между нами
 — вот беда —
 позатесался Надсон
 Мы попросим,
 чтоб его
 куда-нибудь
 на Ща!
 А Некрасов
 Коля,
 сын покойного Алеши,-
 он и в карты,
 он и в стих,
 и так
 неплох на вид.
 Знаете его?
 вот он
 мужик хороший.
 Этот
 нам компания —
 пускай стоит.
 Что ж о современниках?!
 Не просчитались бы,
 за вас
 полсотни отдав.
 От зевоты
 скулы
 разворачивает аж!
 Дорогойченко,
 Герасимов,
 Кириллов,
 Родов —
 какой
 однаробразный пейзаж!
 Ну Есенин,
 мужиковствующих свора.
 Смех!
 Коровою
 в перчатках лаечных.
 Раз послушаешь…
 но это ведь из хора!
 Балалаечник!
 Надо,
 чтоб поэт
 и в жизни был мастак.
 Мы крепки,
 как спирт в полтавском штофе.
 Ну, а что вот Безыменский?!
 Так…
 ничего…
 морковный кофе.
 Правда,
 есть
 у нас
 Асеев
 Колька.
 Этот может.
 Хватка у него
 моя.
 Но ведь надо
 заработать сколько!
 Маленькая,
 но семья.
 Были б живы —
 стали бы
 по Лефу соредактор.
 Я бы
 и агитки
 вам доверить мог.
 Раз бы показал:
 — вот так-то мол,
 и так-то…
 Вы б смогли —
 у вас
 хороший слог.
 Я дал бы вам
 жиркость
 и сукна,
 в рекламу б
 выдал
 гумских дам.
 (Я даже
 ямбом подсюсюкнул,
 чтоб только
 быть
 приятней вам.)
 Вам теперь
 пришлось бы
 бросить ямб картавый.
 Нынче
 наши перья —
 штык
 да зубья вил,-
 битвы революций
 посерьезнее «Полтавы»,
 и любовь
 пограндиознее
 онегинской любви.
 Бойтесь пушкинистов.
 Старомозгий Плюшкин,
 перышко держа,
 полезет
 с перержавленным.
 — Тоже, мол,
 у лефов
 появился
 Пушкин.
 Вот арап!
 а состязается —
 с Державиным…
 Я люблю вас,
 но живого,
 а не мумию.
 Навели
 хрестоматийный глянец.
 Вы
 по-моему
 при жизни
 — думаю —
 тоже бушевали.
 Африканец!
 Сукин сын Дантес!
 Великосветский шкода.
 Мы б его спросили:
 — А ваши кто родители?
 Чем вы занимались
 до 17-го года? —
 Только этого Дантеса бы и видели.
 Впрочем,
 что ж болтанье!
 Спиритизма вроде.
 Так сказать,
 невольник чести…
 пулею сражен…
 Их
 и по сегодня
 много ходит —
 всяческих
 охотников
 до наших жен.
 Хорошо у нас
 в Стране Советов.
 Можно жить,
 работать можно дружно.
 Только вот
 поэтов,
 к сожаленью, нету —
 впрочем, может,
 это и не нужно.
 Ну, пора:
 рассвет
 лучища выкалил.
 Как бы
 милиционер
 разыскивать не стал.
 На Тверском бульваре
 очень к вам привыкли.
 Ну, давайте,
 подсажу
 на пьедестал.
 Мне бы
 памятник при жизни
 полагается по чину.
 Заложил бы
 динамиту
 — ну-ка,
 дрызнь!
 Ненавижу
 всяческую мертвечину!
 Обожаю
 всяческую жизнь!
Анализ стихотворения «Юбилейное» Маяковского
Маяковский, как ведущий представитель футуризма, довольно критично относился ко всему культурному наследию человечества. В своих произведениях он призывал навсегда уничтожить старый мир и его идеалы. Коммунистическое общество, по его мнению, должно быть построено на совершенно новых основаниях. В 1924 г. в стране готовились к празднованию очередного крупного юбилей со дня рождения А. С. Пушкина. Маяковский тоже откликнулся на это событие, написав стихотворение «Юбилейное».
Произведение представляет собой монолог лирического героя, обращенный к Пушкину. Маяковский самоуверенно ведет себя на равных с великим поэтом. В принципе, в условиях того времени это не было слишком уж вызывающим. Сторонники самых крайних взглядов вообще призывали вычеркнуть из истории все события, произошедшие до Октябрьской революции, и сжечь все классические произведения.
Лирический герой на время «стаскивает» памятник Пушкина с пьедестала, для того чтобы поговорить с ним, как с живым человеком. Он считает, что имеет на это полное право и заявляет о своем близком сходстве с великим поэтом. Автор постоянно намекает на то, что абсолютно равен Пушкину, часто использует местоимение «мы».
Одним из признаков, свидетельствующих об этой связи, Маяковский считает любовь к вину. Он предлагает Пушкину по душам поговорить за стаканом. Неограниченная самоуверенность позволяет автору даже поучать классика, утверждать о слабости его произведений. В то же время Маяковский говорит, что, возможно, является единственным в стране человеком, который искренне переживает по поводу смерти Пушкина.
Размышляя над вкладом в отечественную поэзию, автор заранее отводит себе место рядом с Пушкиным («вы на Пе, а я на эМ»). При этом он весьма критически относится ко всем остальным русским поэтам. В прошлом он считает достойным упоминания только Некрасова («мужик хороший»). Среди современников он вообще не видит настоящих поэтов. Есенина он считает просто «балалаечником… из хора». Лишь один поэт («Асеев Колька») в глазах автора подает какие-то надежды, да и то лишь потому, что «хватка у него моя».
Маяковский утверждает, что сумел бы найти Пушкину работу и в советское время в качестве «соредактора по Лефу». Он бы научил (!) его правильно писать «агитки», перед которыми бледнеют «Полтава» и «Евгений Онегин».
В финале произведения автор критикует поклонение бездушному памятнику. Для него Пушкин всегда остается живым человеком со своими слабостями и пороками. Маяковский уверен, что уже заслужил себе памятник при жизни, но будет рад взорвать его.
Стихотворение «Юбилейное» отражает невероятное самомнение Маяковского. Он, бесспорно, внес определенный вклад в русскую поэзию. Но сравнение себя с одним из создателей отечественной литературы просто глупо и неуместно.


 (24 оценок, среднее: 4,29 из 5)
 (24 оценок, среднее: 4,29 из 5)
эх, хорошо! поеду, навещу на Горького.
Маяковский — поэт не для каждого, как мне кажется. Его произведения всегда смелые и яркие.
Мне кажется, что Маяковский хочет сказать поэту, что вот там они будут равны. Такое лёгкое пренебрежение в каждом его стихотворении.
Резкий, открытый миру своей радикальной позицией Миру, это особенно заметно в последних строчках.
«Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю…» «Пир во время чумы»; А.С. Пушкину — 31 год;
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь! 1924г. — Маяковскому — 31год
Так что все верно: «Вы на Пе, а я на эМ.», мне думается, что Александру Сергеевичу бы понравилось)))
Думаю, что составитель анализа умеет читать и писать очевидное, но на мыслящего и умеющего читать между строк не тянет. Глупо и неуместно? Так вы же сами ранее писали, что «В финале произведения автор критикует поклонение бездушному памятнику. Для него Пушкин всегда остается живым человеком со своими слабостями и пороками. Маяковский уверен, что уже заслужил себе памятник при жизни, но будет рад взорвать его.»! Маяковский ставит не Пушкина рядом с собой, а себя радом с ним! Более того, скорее, просто «рядом». Тут дело даже не в этом и не в его самомнении, а в глубине произведения, оно ведь недаром на сайте с пометкой «лучшее». Маяковский говорит не только о роли в литературе себя и А.С., но и о том, что для него не столько важен памятник, стоящий на Тверском, сколько тот, который оставляет после себя поэт(поэт в абстрактном смысле), творец, потому и пишет, что сам взорвал бы памятник себе, если его поставили бы при жизни-самомнение тут вообще ни к чему. Владимир Владимирович не столько отрицает ценность и значимость Пушкина в мировой литературе, сколько отрицает нужность «глянцевости» представлений о поэте после его фактической смерти. Ведь все произведение построено на сопоставлении «глянцевого» Пушкина и того, которого представлял себе Маяк-
«Навели
хрестоматийный глянец.
Вы
по-моему
при жизни
— думаю —
тоже бушевали.»
Подытожив бездарный анализ, который я зачем-то,сама не знаю,зачем, прочла, могу сказать, что любое субъективное оценивание ПОЭТА к анализу относиться не может и не должно. Автор статьи, видимо, ценитель классической литературы и Пушкина во главе, потому «Юбилейное» его так и задело, тем не менее, анализ текста представляет из себя не претензию автора первого к автору произведения собственно, а размышление над тем, что хотел донести поэт до читателя.
Согласна с комментарием Даши. Ну что это за анализ художественного произведения? Больше похоже на обычное сочинение-отзыв школьника, не понявшего и не прочувствовавшего то, что прочел. Разобрал по содержанию, понял только то, что смог и еще осудил. Это же Маяковский! Его надо понимать! У него все как на разрыв, столько эмоций, и сколько боли… Эх, остается такое неприятное ощущение от этого анализа. Сразу вспоминаю свою школу. Учитель литературы наш видимо тоже не понимал и не любил Маяковского и у всех сложилось такое смазанное представление о поэте. Но вот в институте преподаватель литературы начала советского периода так нам преподнес творчество Маяковского, что я влюбилась в него на всю жизнь!
чё за овощи наверху, маяк — чсв, обсирает есенина, а вы говорите: оооо ну он же особенный его по-другому читать надо ууу мы гуманитарии
Сначала опешила: откуда взялся этот «анализ» — примитивный, невежественный,карикатурный, полный непонимания гениальности и трагичности поэта, выраженных в каждой строке вроде бы ироничного, а на самом деле глубочайшего лирического размышления? Потом поняла: автора учили такие же горе литературоведы, что «воевали» с Маяковским, («бойтесь пушкинистов» — бойтесь маяковсковедов!), а он прилежно усвоил урок… Спасибо таким читателям, как Даша. На них надежда…
Комиссары превратили Пушкина в бездушный памятник, а Маяковский возвращает его к жизни. Прекрасное произведение, с горечью, с иронией, но в то же время с определённым юмором (смех над собой). А вот автор анализа не очень-то и умён.
какой поверхностный анализ. Нет тут никакого самомнения и пренебрежения по отношению к Пушкину. Тут отчаянно горькая ирония к себе.
Глупо и неуместно через столетие указывать Маяковскому что глупо, а что неуместно.
P.S. При всём уважении к автору анализа — прочитал с интересом.
Да уж… Кретик конкретный….
Ужасный анализ, это нужно хотя бы сейчас удалить, чтобы народ не смущало самомнение недокритика. Если бы не шарила в литературе, траванулась бы таким разбором стихотворения
Да уж. Вывод, конечно, шедевральный… Хотя… чего ждать от того, кто ставит в заголовке слово «стих» вместо «стихотворение», а потом делает его якобы анализ, поучая великого поэта.
Слово «стих» писали одни люди, анализ писали другие, а третьи пишут этот комментарий.
Иногда в своих произведениях классики используют слово «стих», подразумевая «стихотворение». «Стих» — это разговорное слово, также обозначающее «стихотворение».
По анализу: мы были бы очень благодарны, если бы вы поделились своим мнением, ведь рецензент писал о своем понимании, которое, конечно, может отличаться от мнения других людей.
Надеюсь, вы получили удовольствие от прочтения этого произведения.
Тихотворение мое, мое немое,
однако, тяглое — на страх поводьям,
куда пожалуемся на ярмо и
кому поведаем, как жизнь проводим?
(с) Бродский