Страшное у меня горе.
 Вероятно —
 лишусь сна.
 Вы понимаете,
 вскоре
 в РСФСР
 придет весна.
 Сегодня
 и завтра
 и веков испокон
 шатается комната —
 солнца пропойца.
 Невозможно работать.
 Определенно обеспокоен.
 А ведь откровенно говоря —
 совершенно не из-за чего беспокоиться.
 Если подойти серьезно —
 так-то оно так.
 Солнце посветит —
 и пройдет мимо.
 А вот попробуй —
 от окна оттяни кота.
 А если и животное интересуется улицей,
 то мне
 это —
 просто необходимо.
 На улицу вышел
 и встал в лени я,
 не в силах…
 не сдвинуть с места тело.
 Нет совершенно
 ни малейшего представления,
 что ж теперь, собственно говоря, делать?!
 И за шиворот
 и по носу
 каплет безбожно.
 Слушаешь.
 Не смахиваешь.
 Будто стих.
 Юридически —
 куда хочешь идти можно,
 но фактически —
 сдвинуться
 никакой возможности.
 Я, например,
 считаюсь хорошим поэтом.
 Ну, скажем,
 могу
 доказать:
 «самогон — большое зло».
 А что про это?
 Чем про это?
 Ну нет совершенно никаких слов.
 Например:
 город советские служащие искра́пили,
 приветствуй весну,
 ответь салютно!
 Разучились —
 нечем ответить на капли.
 Ну, не могут сказать —
 ни слова.
 Абсолютно!
 Стали вот так вот —
 смотрят рассеянно.
 Наблюдают —
 скалывают дворники лед.
 Под башмаками вода.
 Бассейны.
 Сбоку брызжет.
 Сверху льет.
 Надо принять какие-то меры.
 Ну, не знаю что, —
 например:
 выбрать день
 самый синий,
 и чтоб на улицах
 улыбающиеся милиционеры
 всем
 в этот день
 раздавали апельсины.
 Если это дорого —
 можно выбрать дешевле,
 проще.
 Например:
 чтоб старики,
 безработные,
 неучащаяся детвора
 в 12 часов
 ежедневно
 собирались на Советской
 площади,
 троекратно кричали б:
 ура!
 ура!
 ура!
 Ведь все другие вопросы
 более или менее ясны́.
 И относительно хлеба ясно,
 и относительно мира ведь.
 Но этот
 кардинальный вопрос
 относительно весны
 нужно
 во что бы то ни стало
 теперь же урегулировать.
Владимир Маяковский — Весенний вопрос: Стих
> 

