Всем известно,
 что мною
 дрянь
 воспета
 молодостью ранней.
 Но дрянь не переводится.
 Новый грянь
 стих
 о новой дряни.
 Лезет
 бытище
 в щели во все.
 Подновили житьишко,
 предназначенное на слом,
 человек
 сегодня
 приспособился и осел,
 странной разновидностью —
 сидящим ослом.
 Теперь —
 затишье.
 Теперь не наро́дится
 дрянь
 с настоящим
 характерным лицом.
 Теперь
 пошло
 с измельчанием народца
 пошлое,
 маленькое,
 мелкое дрянцо.
 Пережил революцию,
 до нэпа до́жил
 и дальше
 приспособится,
 хитёр на уловки…
 Очевидно —
 недаром тоже
 и у булавок
 бывают головки.
 Где-то
 пули
 рвут
 знамённый шёлк,
 и нищий
 Китай
 встает, негодуя,
 а ему —
 наплевать.
 Ему хорошо:
 тепло
 и не дует.
 Тихо, тихо
 стираются грани,
 отделяющие
 обывателя от дряни.
 Давно
 канареек
 выкинул вон,
 нечего
 на птицу тратиться.
 С индустриализации
 завел граммофон
 да канареечные
 абажуры и платьица.
 Устроил
 уютную
 постельную нишку.
 Его
 некультурной
 ругать ли гадиною?!
 Берет
 и с удовольствием
 перелистывает книжку,
 интереснейшую книжку —
 сберегательную.
 Будучи
 очень
 в семействе добрым,
 так
 рассуждает
 лапчатый гусь:
 «Боже
 меня упаси от допра,
 а от Мопра —
 и сам упасусь».
 Об этот
 быт,
 распухший и сальный,
 долго
 поэтам
 язык оббивать ли?!
 Изобретатель,
 даешь
 порошок универсальный,
 сразу
 убивающий
 клопов и обывателей.
Владимир Маяковский — Стих не про дрянь, а про дрянцо: Стих
> 

