У Петровой
 у Надежды
 не имеется одежды.
 Чтоб купить
 (пришли деньки!),
 не имеется деньги́.
 Ей
 в расцвете юных лет
 растекаться в слезной слизи ли?
 Не упадочница,
 нет!
 Ждет,
 чтоб цены снизили.
 Стонет
 улица
 от рева.
 В восхищеньи хижины.
 — Выходи скорей, Петрова, —
 в лавке
 цены снижены.
 Можешь
 в платьицах носиться
 хошь с цветком,
 хошь с мушкою.
 Снизили
 с аршина ситца
 ровно
 грош с осьмушкою.
 Радуйтесь!
 Не жизнь —
 малина.
 Можете
 блестеть, как лак.
 На коробке
 гуталина
 цены
 ниже на пятак.
 Наконец!
 Греми, рулада!
 На тоску,
 на горечь плюньте! —
 В лавке
 цены мармелада
 вдвое снижены на фунте.
 Словно ведьма
 в лампах сцены,
 веником
 укрывши тело,
 баба
 грустно
 смотрит в цены.
 Как ей быть?
 и что ей делать?
 И взяла,
 обдумав длинно,
 тряпку ситца
 (на образчик),
 две коробки гуталина,
 мармелада —
 ящик.
 Баба села.
 Масса дела.
 Баба мыслит,
 травки тише,
 как ей
 скрыть от срама
 тело…
 Наконец
 у бабы вышел
 из клочка
 с полсотней точек
 на одну ноздрю платочек.
 Работает,
 не ленится,
 сияет именинницей, —
 до самого коленца
 сидит
 и гуталинится.
 Гуталин не погиб.
 Ярким светом о́жил.
 На ногах
 сапоги
 собственной кожи.
 Час за часом катится,
 баба
 красит платьице
 в розаны
 в разные,
 гуталином вмазанные.
 Ходит баба
 в дождь
 и в зной,
 искрясь
 горной голизной.
 Но зато
 у этой Нади
 нос
 и губы
 в мармеладе.
 Ходит гуталинный чад
 улицей
 и пахотцей.
 Все коровы
 мычат,
 и быки
 шарахаются.
 И орет
 детишек банда:
 — Негритянка
 из джаз-банда! —
 И даже
 ноту
 Чемберлен
 прислал
 колючую от терний:
 что мы-де
 негров
 взяли в плен
 и
 возбуждаем в Коминтерне.
 В стихах
 читатель
 ждет морали.
 Изволь:
 чтоб бабы не марались,
 таких купцов,
 как в строчке этой,
 из-за прилавка
 надо вымести,
 и снизить
 цены
 на предметы
 огромнейшей необходимости.
Владимир Маяковский — Негритоска Петрова: Стих
> 

