Встаньте, товарищи,
 прошу подняться.
 От слез
 удержите глаза.
 Сегодня
 память
 о павших
 пятнадцать
 лет назад.
 Хуже каторжных,
 бесправней пленных,
 в морозе,
 зубастей волков
 и люте́й, —
 жили
 у жил
 драгоценной Лены
 тысячи
 рабочих людей.
 Роя
 золото
 на пятерки и короны,
 рабочий
 тощал
 голодухой и дырами.
 А в Питере
 сидели бароны,
 паи
 запивая
 во славу фирмы.
 Годы
 на тухлой конине
 мысль
 сгустили
 простую:
 «Поголодали,
 а ныне
 больше нельзя —
 бастую».
 Чего
 хотела
 масса,
 копачей
 несчетное число?
 Капусты,
 получше мяса
 и работы
 8 часов.
 Затягивая
 месяца на́ три,
 директор
 что было сил
 уговаривал,
 а губернатора
 слать
 войска
 просил.
 Скрипенье сапог…
 скрипенье льда…
 Это
 сквозь снежную тишь
 жандарма Трещенко
 и солдат
 шлет
 губернатор Бантыш.
 А дальше?
 Дальше
 рабочие шли
 просить
 о взятых в стачке.
 И ротмистр Трещенко
 визгнул
 «пли!»
 и ткнул
 в перчатке пальчик.
 За пальцем
 этим
 рванулась стрельба —
 второй
 после первого залпа.
 И снова
 в мишень
 рабочего лба
 жандармская
 метится
 лапа.
 За кофием
 утром рано
 пишет
 жандарм
 упитан:
 «250 ранено,
 270 убито».
 Молва
 о стрельбе опричины
 пошла
 шагать
 по фабричным.
 Делом
 растет
 молва.
 Становится
 завод
 сотый.
 Дрожит
 коронованный болван
 и пайщики
 из Лензоты.
 И горе
 ревя
 по заводам брело:
 — Бросьте
 покорности
 горы
 нести! —
 И день этот
 сломленный
 был перелом,
 к борьбе перелом
 от покорности.
 О Лене память
 ни дни,
 ни года
 в сердцах
 не сотрут никогда.
 Шаг
 вбивая
 победный
 твой
 в толщу
 уличных плит,
 помни,
 что флаг
 над головой
 и ленскою кровью
 облит.
Владимир Маяковский — Лена: Стих
> 

