И тогда моим горлом
 Хлынул багряный закат,
 Я рухнул осевшим телом,
 Как убитый медведь.
 Холодный больничный кафель
 Горячим лизал языком,
 И хотел зареветь по-медвежьи
 И не смог зареветь.
 Тело тянулось боком
 И немного вперёд,
 К чьей-то в сбитом ботинке
 Высящейся ноге.
 И вдруг я понял весеннюю утку,
 Сбитую влёт,
 И осеннюю щуку
 На блещущей остроге.
 Жадно хотелось жизни,
 По розовой слизи скользя,
 Поля, страны и женщины —
 Всего, что зовётся судьбой,
 Где можно врать по неведенью,
 Но заведомо врать нельзя,
 Слишком на тонкой нити
 Подвешен шар голубой.
 Не прошептать прощенья,
 Не проглотить слюны.
 Сверху бутылка с красным.
 Капельница к руке.
 Снежным новокаином
 Окна затенены.
 Тени эритроцитов
 Мелькают в глазном белке.
 Тоскуют босые ноги
 По мокрой ночной траве,
 Будто для них на свете
 Нет ничего нужней.
 Мечется синусоидой
 В гаснущей голове:
 Мог бы дружить вернее,
 Мог бы любить нежней.
 Снисходит по капилляру
 Красная благодать.
 Каким неизвестным братством
 Мир подтверждается вновь.
 Не в этом ли вся свобода —
 Кровь друг другу отдать,
 А в роковую минуту
 Отдать друг за друга кровь!
 Девочка в бледном халате,
 Глазки, как васильки.
 Конь моего детства
 Пьёт голубую рань.
 Губы просят студёной,
 Живой воды из реки,
 Чтоб остудить для слова
 Пенящуюся гортань.
Владимир Костров — Реанимация: Стих
> 

