Вот в парке, в пригороде Петрограда,
сидит отец мой, оседлав скамью.
Рисует. Взглядом устремлен в свою
натуру. Сзади — то ли балюстрада,
то ли ограда; может быть, фрагмент
дворцовой галереи. Он — студент.
Пожалуй, в Академии Художеств.
(лет двадцать есть уже ему). А может,
еще у Штиглица. Он в пиджаке
расстегнутом. Огромные карманы.
А рукава немного коротки…
С мольбертом ходят только старики.
Этюдник носят только шарлатаны.
Бумаги лист. Кусок угля в руке.
Лист на картоне, а под ним — полено
березовое (ну и здоровенно!
откуда оно только здесь взялось?).
Стволы двух-трех деревьев: не берез,
а сосен: как классичные колонны.
И не мешает город отдаленный
сосредоточиться. И первый штрих
вот-вот, ликующий, как первый стих,
вскипит — нетерпеливо, торопливо,
от жажды высказаться, от наплыва
чувств, от желанья видеть на листе
то, что в уме уже давно готово,
хотя в натуре ничего такого
или подобного по красоте
и не было совсем…
Спеши, отец!
Жизнь коротка: начало и конец,
а середины почему-то нету.
Пребудет вечно мир, который вне,
но то, что в нас, внутри, в тебе, во мне,
кто, кроме нас, поведать может свету?
