Отец Александра Иванова,
 Андрей Иванович,
 так никогда и не побывал
 в Италии.
 Кроме Высочайшей на то
 воли,
 не было никакого средства:
 «Я буду в Риме,
 если это будет благоугодно
 Ему».
 Ему, то есть Николаю I
 (а может быть, Богу, что. впрочем,
 одно и то же),
 так и не оказалось
 благоугодно.
Отец и сын
 переписывались.
Из писем Андрея Ивановича
 можно узнать,
 что Сережа учится с прилежанием,
 но отдать его в Горный корпус
 слишком дорого,
 восемьсот рублей,
 а всего наличного капитала
 едва уже становится достаточно
 за наем квартиры
 и покупку дров;
 что в Петербурге четыре скульптора
 конкурируют на изображение
 ангела с крестом
 для памятника Александру I,
 что в Академии господин Шебуев
 пишет апофеоз Екатерине
 по фальшивому мрамору,
 что сам он, Андрей Иванович,
 из Академии,
 по монаршей немилости,
 уволен,
 однако ему заказан
 Кабинетом Его Величества
 иконостас для церкви
 в новоприобретенных Россией
 губерниях.
 «Вот как, любезный Александр,
 у нас дела совершаются:
 всё по Высочайшему повелению».
 В одном из писем
 он добавляет,
 что весьма любопытно было бы
 видеть хотя бы портрет
 Александра:
 «Правда ли, что ты оброс
 бакенбардами,
 как покойный дядя?»
Александр Иванов
 пишет отцу,
 что климат в Италии легкий,
 природа блестящая,
 прелести Рима очаровательны,
 фрукты дешевы,
 холеры здесь пока что не ожидают,
 но отрываться от дому родительского
 скучно;
 Александр говорит о слезах,
 каплющих на сию бумагу,
 уверяет, что только искусство
 заставляет его пожертвовать
 скорейшим свиданием,
 и просит ходатайствовать
 в Обществе поощрения художников
 об отсрочке.
 Несколько лет спустя
 он уже сомневается,
 будет ли он когда-либо
 в Петербурге:
 «Я себе это представляю
 только в самом крайнем положении».
В Петербург, однако же,
 Александр Иванов
 вернулся,
 следуя за своей картиной,
 с которой не мог расстаться.
 Здесь он провел
 последние шесть недель
 жизни.
 «Вечером,— пишет он брату,
 оставшемуся в Италии,—
 ходили на Смоленское кладбище,
 но не нашли
 ни матушкиной, ни отцовской могилы».
Умер Александр Иванов
 в Петербурге,
 от холеры,
 которой он, оказывается, опасался
 вполне справедливо.

