В груди у юноши есть гибельный вулкан.
 Он пышет. Мир любви под пламенем построен.
 Чредой прошли года; Везувий успокоен,
 И в пепле погребён любовный Геркулан;
 Под грудой лавы спят мечты, тоска и ревность;
 Кипевший жизнью мир теперь — немая древность.
 И память, наконец, как хладный рудокоп,
 Врываясь в глубину, средь тех развалин бродит,
 Могилу шевелит, откапывает гроб
 И мумию любви нетленную находит:
 У мёртвой на челе оттенки грёз лежат;
 Есть прелести ещё в чертах оцепенелых;
 В очах угаснувших блестят
 Остатки слёз окаменелых.
 Из двух венков, ей брошенных в удел,
 Один давно исчез, другой всё свеж, как новый:
 Венок из роз давно истлел,
 и лишь один венок терновый
 На вечных язвах уцелел.
 Вотще и ласки дев и пламенные песни
 Почившей говорят: восстань! изыдь! воскресни!
 Её не оживят ни силы женских чар,
 Ни взор прельстительный, ни уст румяных лепет,
 И электрический удар
 В ней возбудит не огнь и жар,
 А только судорожный трепет.
 Кругом есть надписи; но тщетно жадный ум
 Покрывшую их пыль сметает и тревожит,
 Напрасно их грызёт и гложет
 Железный зуб голодных дум,
 Когда и сердце их прочесть уже не может;
 И факел уронив, и весь проникнут мглой,
 Кривляясь в бешенстве пред спящею богиней,
 В бессильи жалком разум злой
 Кощунствует над древнею святыней.
Владимир Бенедиктов — Могила любви: Стих
> 

