H. О. Лернеру
Он сидит, расставив уши, щелкая
По полу восторженным хвостом,
В душу мне зрачок глядится шелковый
В ободке лучисто-золотом.
Знаю, знаю: в этом костенеющем,
В этом гиблом мире есть
То, что будет зваться много дней еще
Опустевшим словом «честь».
Добрый Сид, смиренный пес, поведай нам,
Где пропали честь и чистота?
Вот они — во взоре этом преданном,
В щёлканье вот этого хвоста…
Но туда, где сброд двуногий сходится,
Вход тебе плакатом воспрещен.
За твоими братьями охотится
По утрам разбойничий фургон.
А моя религия высокая
Для тебя и для таких, как ты,
Обрела лишь мелкое, жестокое.
Скаредное «иже и скоты»…
За века бессильного глумления
Чахлых человеческих обид
Именем веков прошу прощения
У тебя, мой светозарный Сид.
А когда темно и неприкаянно
Кончатся земные дни мои,
Заступись за своего хозяина
Перед ликом строгого Судьи.
И о том, чего не скажут ржавые,
Тленом прегражденные уста,
Пусть твоя свидетельствует правая,
Внятная, как небо, немота.
