Ну вот так и сиди, из пальца тоску высасывая, чтоб оправдывать лень,
 апатией зарастать. И такая клокочет непримиримость классовая между тем,
 кто ты есть и тем, кем могла бы стать. Ну сиди так, сквозь зубы зло
 матерясь да всхлипывая, словно глина, что не нашла себе гончара, чтоб
 крутилась в башке цветная нарезка клиповая, как чудесно все было в жизни
 еще вчера. Приключилась опять подстава, любовь внеплановая,
 тектонический сдвиг по фазе – ну глупо ведь: эта жизнь по тебе катается,
 переламывая, а ты только и можешь дергаться и реветь.
Вера-Вера, ты не такая уж и особенная, это тоже отмазка, чтоб не пахать
 как все; а война внутри происходит междоусобная, потому что висишь на
 чертовом колесе, и повсюду такое поле лежит оранжевое, и дорог сотня
 тысяч, и золотая рожь, и зрелище это так тебя завораживает, что не
 слезешь никак, не выберешь, не допрёшь; тот кусок тебе мал и этот вот не
 хорош.
Да, ты девочка с интеллектом да с горизонтом, с атласной лентой, с косой
 резьбой; и такой у тебя под сердцем любовный склеп там, весь гарнизон
 там, и все так счастливы не с тобой; потому что ты, Вера, жерло, ты,
 Вера, пекло, и все бегут от тебя с ожогами в пол-лица; ты читаешь по
 пальцам смугло, ресницам бегло, но не видишь, где в этот раз подложить
 сенца.
Выдыхай, Вера, хватит плакать, кося на зрителя, это дешево; встань,
 умойся, заправь кровать. Все ответы на все вопросы лежат внутри тебя,
 наберись же отваги взять и пооткрывать. Бог не требует от тебя
 становленья быстрого, но пугается, когда видит через стекло – что ты
 навзничь лежишь полгода и, как от выстрела, под затылком пятно волос с
 тебя натекло.
Ты же славно соображаешь, ты вихрь, ты гонщица, только нужен внутри
 контакт проводков нехитрых.
Просто помни, что вот когда этот мир закончится – твое имя смешное тоже
 должно быть в титрах.


«Просто помни, что вот когда этот мир закончится – твое имя смешное тоже
должно быть в титрах.»
Отличный конец красивого стихотворения!