Облаков колорит
 О зиме говорит.
 Пахнет влагой и хвоей,
 Как у нас под Москвою.
 Мох лежит под сосной,
 Как у нас под Москвой.
 Все как дома,
 И очень знакомо.
 Только воздух не тот,
 Атмосфера не та,
 И от этого люди другие,
 Только люди не те, что у нас,
 И на вас
 Не похожи, мои дорогие.
 Дорогие друзья, я писала не раз,
 Что разлука — большая обуза.
 Что разлука — змея.
 И действительно, я
 Не должна уезжать из Союза.
 За границей легко только первые дни,
 В магазине прилавок наряден.
 (До чего хороши
 Эти карандаши,
 Эти перья и эти тетради!)
 А какие здесь есть города! Например,
 Старый Берген, который недаром
 (Это скажет вам каждый порядочный гид)
 Знаменит
 Своим рыбным базаром.
 Голубая макрель, золотая треска
 На холодном рассвете багровом.
 Я взглянула на рыбу —
 И в сердце тоска
 Вдруг впилась мне крючком рыболовным.
 Я припомнила ясно: в корзине, в ведре ль,
 Распластав плавников острия,
 Та же белая в синих полосках макрель,
 Только звали ее «скумбрия».
 И какая чудесная юность была
 В те часы на песке под горой!
 И какая огромная жизнь пролегла
 Между этой и той скумбрией!
 И печаль об исчезнувшей прелести дней
 Полоснула меня, как ножом.
 И подумала я: «Ничего нет грустней
 Одиночества за рубежом».
 Только вижу: у рыбного ряда стоит,
 Упершись рукавицей в бедро,
 В сапогах и брезенте, назад козырек,
 Ну, точь-в-точь паренек
 Из метро.
 Я невольно воскликнула: «Ах ты,
 Из какой это вылез он шахты?»
 Он ко мне по-норвежски (а я ни гугу),
 По-иному он, вижу, не слишком.
 Неужели же, думаю, я не смогу
 Побеседовать с этим парнишкой?
 И, доставши блокнот, так, чтоб он увидал.
 На прилавке под рыбным навесом
 Я рисую родимого моря овал
 И пишу по-латински «Odessa».
 И тогда паренек на чужом берегу
 Улыбается мне, как рыбак рыбаку.
 Паренек улыбается мне от души,
 Он берет у меня карандаш.
 (До чего хороши
 Эти карандаши,
 Если держит их кто-нибудь наш!)
 Он выводит знакомое слово «Moskwa».
 И от этого слова — лучи.
 (До чего хорошо, что иные слова
 Даже в дальних краях горячи!)
 Он приветствует в эту минуту Союз,
 Он глядит хорошо и всерьез.
 И, содрав рукавицу и сбросив картуз,
 Он трясет мою руку до слез.
 Хорошо, что на грусть мы теряем права
 И что, как бы он ни был далек,
 Человек с удивительным словом «Москва»
 Не бывает нигде одинок.
Вера Инбер — Москва в Норвегии: Стих
> 


Сюжеты у нее забавные, а вот форма страшно хромает.