Могилы вольности — Каргебиль и Гуниб
 Были соразделителями со мной единых зрелищ,
 И, за столом присутствуя, они б
 Мне не воскликнули б: «Что, что, товарищ, мелешь?»
 Боец, боровшийся, не поборов чуму,
 Пал около дороги круторогий бык,
 Чтобы невопрошающих — к чему?
 Узнать дух с радостью владык.
 Когда наших коней то бег, то рысь вспугнули их,
 Пару рассеянно-гордых орлов,
 Ветер, неосязуемый для нас и тих,
 Вздымал их царственно на гордый лов.
 Вселенной повинуяся указу,
 Вздымался гор ряд долгий.
 Я путешествовал по Кавказу
 И думал о далекой Волге.
 Конь, закинув резво шею,
 Скакал по легкой складке бездны.
 С ужасом, в борьбе невольной хорошея,
 Я думал, что заниматься числами над бездною полезно.
 Невольно числа я слагал,
 Как бы возвратясь ко дням творенья,
 И вычислял, когда последний галл
 Умрет, не получив удовлетворенья.
 Далёко в пропасти шумит река,
 К ней бело-красные просыпались мела,
 Я думал о природе, что дика
 И страшной прелестью мила.
 Я думал о России, которая сменой тундр, тайги, степей
 Похожа на один божественно звучащий стих,
 И в это время воздух освободился от цепей
 И смолк, погас и стих.
 И вдруг на веселой площадке,
 Которая, на городскую торговку цветами похожа,
 Зная, как городские люди к цвету падки,
 Весело предлагала цвет свой прохожим,-
 Увидел я камень, камню подобный, под коим пророк
 Похоронен: скошен он над плитой и увенчан чалмой.
 И мощи старинной раковины, изогнуты в козлиный рог,
 На камне выступали; казалось, образ бога камень увенчал мой.
 Среди гольцов, на одинокой поляне,
 Где дикий жертвенник дикому богу готов,
 Я как бы присутствовал на моляне
 Священному камню священных цветов.
 Свершался предо мной таинственный обряд.
 Склоняли голову цветы,
 Закат был пламенем объят,
 С раздумьем вечером свиты…
 Какой, какой тысячекост,
 Грознокрылат, полуморской,
 Над морем островом подъемлет хвост,
 Полунеземной объят тоской?
 Тогда живая и быстроглазая ракушка была его свидетель,
 Ныне — уже умерший, но, как и раньше, зоркий камень,
 Цветы обступили его, как учителя дети,
 Его — взиравшего веками.
 И ныне он, как с новгородичами, беседует о водяном
 И, как Садко, берет на руки ветхогусли —
 Теперь, когда Кавказом, моря ощеренным дном,
 В нем жизни сны давно потускли.
 Так, среди «Записки кушетки» и «Нежный Иосиф»,
 «Подвиги Александра» ваяете чудесными руками —
 Как среди цветов колосьев
 С рогом чудесным виден камень.
 То было более чем случай:
 Цветы молилися, казалось, пред времен давно прошедших слом
 О доле нежной, о доле лучшей:
 Луга топтались их ослом.
 Здесь лег войною меч Искандров,
 Здесь юноша загнал народы в медь,
 Здесь истребил победителя леса ндрав
 И уловил народы в сеть.
Велимир Хлебников — Вам: Стих
> 

