Элегия
Ты улетел, небесный посетитель;
 Ты погостил недолго на земли;
 Мечталось нам, что здесь твоя обитель;
 Навек своим тебя мы нарекли…
 Пришла Судьба, свирепый истребитель,
 И вдруг следов твоих уж не нашли:
 Прекрасное погибло в пышном цвете…
 Таков удел прекрасного на свете!
Губителем, неслышным и незримым,
 На всех путях Беда нас сторожит;
 Приюта нет главам, равно грозимым;
 Где не была, там будет и сразит.
 Вотще дерзать в борьбу с необходимым:
 Житейского никто не победит;
 Гнетомы все единой грозной Силой;
 Нам всем сказать о здешнем счастье: было!
Но в свой черед с деревьев обветшалых
 Осенний лист, отвянувши, падет;
 Слагая жизнь старик с рамен усталых
 Ее, как долг, могиле отдает;
 К страдальцу Смерть на прах надежд увялых,
 Как званый друг, желанная, идет…
 Природа здесь верна стезе привычной:
 Без ужаса берем удел обычный.
Но если вдруг, нежданная, вбегает
 Беда в семью играющих Надежд;
 Но если жизнь изменою слетает
С веселых, ей лишь миг знакомых вежд
 И Счастие младое умирает,
 Еще не сняв и праздничных одежд…
 Тогда наш дух объемлет трепетанье
 И силой в грудь врывается роптанье.
О наша жизнь, где верны лишь утраты,
 Где милому мгновенье лишь дано,
 Где скорбь без крыл, а радости крылаты
 И где навек минувшее одно…
 Почто ж мы здесь мечтами так богаты,
 Когда мечтам не сбыться суждено?
 Внимая глас Надежды, нам поющей,
 Не слышим мы шагов Беды грядущей.
Кого спешишь ты, Прелесть молодая,
 В твоих дверях так радостно встречать?
 Куда бежишь, ужасного не чая,
 Привыкшая с сей жизнью лишь играть?
 Не радость — Весть стучится гробовая…
 О! подожди сей праг переступать;
 Пока ты здесь — ничто не умирало;
 Переступи — и милое пропало.
Ты, знавшая житейское страданье,
 Постигшая все таинства утрат,
 И ты спешишь с надеждой на свиданье…
 Ах! удались от входа сих палат:
 Отложено навек торжествованье;
 Счастливцы там тебя не угостят:
 Ты посетишь обитель уж пустую…
 Смерть унесла хозяйку молодую.
Из дома в дом по улицам столицы
 Страшилищем скитается Молва;
 Уж прорвалась к убежищу царицы,
 Уж шепчет там ужасные слова;
 Трепещет все, печалью бледны лицы…
 Но мертвая для матери жива;
 В ее душе спокойствие незнанья;
 Пред ней мечта недавнего свиданья.
О Счастие, почто же на отлете
 Ты нам в лицо умильно так глядишь?
 Почто в своем предательском привете,
 Спеша от нас: я вечно! говоришь;
 И к милому, уж бывшему на свете,
 Нас прелестью нежнейшею манишь?..
 Увы! в тот час, как матерь ты пленяло,
 Ты только дочь на жертву украшало.
И, нас губя с холодностью ужасной,
 Еще Судьба смеяться любит нам;
 Ее уж нет, сей жизни столь прекрасной…
 А мать, склонясь к обманчивым листам,
 В них видит дочь надеждою напрасной,
 Дарует жизнь безжизненным чертам,
 В них голосу умолкшему внимает,
 В них воскресить умершую мечтает.
Скажи, скажи, супруг осиротелый,
 Чего над ней ты так упорно ждешь?
 С ее лица приветное слетело;
 В ее глазах узнанья не найдешь;
 И в руку ей рукой оцепенелой
 Ответного движенья не вожмешь.
 На голос чад зовущих недвижима…
 О! верь, отец, она невозвратима.
Запри навек ту мирную обитель,
 Где спутник твой тебе минуту жил;
 Твоей души свидетель и хранитель,
 С кем жизни долг не столько бременил,
 Советник дум, прекрасного делитель,
 Слабеющих очарователь сил —
 С полупути ушел он от земного,
 От бытия прелестно-молодого.
И вот — сия минутная царица,
 Какою смерть ее нам отдала;
 Отторгнута от скипетра десница:
 Развенчано величие чела:
 На страшный гроб упала багряница,
 И жадная судьбина пожрала
 В минуту все, что было так прекрасно,
 Что всех влекло, и так влекло напрасно.
Супруг, зовут! иди на расставанье!
 Сорвав с чела супружеский венец,
 В последнее земное провожанье
 Веди сирот за матерью, вдовец;
 Последнее отдайте ей лобзанье;
 И там, где всем свиданиям конец,
 Невнемлющей прости свое скажите
 И в землю с ней все блага положите.
Прости ж, наш цвет, столь пышно восходивший,
 Едва зарю успел ты перецвесть.
 Ты, Жизнь, прости, красавец не доживший;
 Как радости обманчивая весть,
 Пропала ты, лишь сердце приманивши,
 Не дав и дня надежде перечесть.
 Простите вы, благие начинанья,
 Вы, славных дел напрасны упованья…
Но мы… смотря, как наше счастье тленно,
 Мы жизнь свою дерзнем ли презирать?
 О нет, главу подставивши смиренно,
 Чтоб ношу бед от промысла принять,
 Себя отдав руке неоткровенной,
 Не мни Творца, страдалец, вопрошать;
 Слепцом иди к концу стези ужасной…
 В последний час слепцу все будет ясно.
Земная жизнь небесного наследник;
 Несчастье нам учитель, а не враг;
 Спасительно-суровый собеседник,
 Безжалостный разитель бренных благ,
 Великого понятный проповедник,
 Нам об руку на тайный жизни праг
 Оно идет, все руша перед нами
 И скорбию дружа нас с небесами.
Здесь радости — не наше обладанье;
 Пролетные пленители земли
 Лишь по пути заносят к нам преданье
 О благах, нам обещанных вдали;
 Земли жилец безвыходный — Страданье:
 Ему на часть Судьбы нас обрекли;
 Блаженство нам по слуху лишь знакомец;
 Земная жизнь — страдания питомец.
И сколь душа велика сим страданьем!
 Сколь радости при нем помрачены!
 Когда, простясь свободно с упованьем,
 В величии покорной тишины,
 Она молчит пред грозным испытаньем,
 Тогда… тогда с сей светлой вышины
 Вся промысла ей видима дорога;
 Она полна понятного ей Бога.
О! матери печаль непостижима,
 Смиряются все мысли пред тобой!
 Как милое сокровище, таима,
 Как бытие, слиянная с душой,
 Она с одним лишь небом разделима…
 Что ей сказать дерзнет язык земной?
 Что мир с своим презренным утешеньем
 Перед ее великим вдохновеньем?
Когда грустишь, о матерь, одинока,
 Скажи, тебе не слышится ли глас,
 Призывное несущий издалека,
 Из той страны, куда все манит нас,
 Где милое скрывается до срока,
 Где возвратим отнятое на час?
 Не сходит ли к душе благовеститель,
 Земных утрат и неба изъяснитель?
И в горнее унынием влекома,
 Не верою ль душа твоя полна?
 Не мнится ль ей, что отческого дома
 Лишь только вход земная сторона?
 Что милая небесная знакома
 И ждущею семьей населена?
 Все тайное не зрится ль откровенным,
 А бытие великим и священным?
Внемли ж: когда молчит во храме пенье
 И вышних сил мы чувствуем нисход;
 Когда в алтарь на жертвосовершенье
 Сосуд Любви сияющий грядет;
 И на тебя с детьми благословенье
 Торжественно мольба с небес зовет:
 В час таинства, когда союзом тесным
 Соединен житейский мир с небесным,-
Уже в сей час не будет, как бывало,
 Отшедшая твоя наречена;
 Об ней навек земное замолчало;
 Небесному она передана;
 Задернулось за нею покрывало…
 В божественном святилище она,
 Незрима нам, но видя нас оттоле,
 Безмолвствует при жертвенном престоле.
Святый символ надежд и утешенья!
 Мы все стоим у таинственных врат:
 Опущена завеса провиденья;
 Но проникать ее дерзает взгляд;
 За нею скрыт предел соединенья;
 Из-за нее, мы слышим, говорят:
 «Мужайтеся: душою не скорбите!
 С надеждою и с верой приступите!»

