«Рассудку глаз! другой воображенью!»-
 Так пишет мне мой стародавний друг.
 По совести, такому наставленью
 Последовать я соглашусь не вдруг.
 Не славно быть циклопом однооким!
 Но почему ж славнее быть косым?
 А на земле, где опытом жестоким
 Мы учены лишь горестям одним,
 Не лучший ли нам друг воображенье?
 И не оно ль волшебным фонарем
 Являет нам на плате роковом
 Блестящее блаженства привиденье?
 О друг мой! Ум всех радостей палач!
 Лишь горький сок дает сей грубый врач!
 Он бытие жестоко анатомит:
 Едва пленил мечты наружный свет,
 Уже злодей со внутренним знакомит…
 Призрак исчез — и грация — скелет.
 Оставим тем, кто благами богаты,
 Их обнажать, чтоб рок предупредить;
 Пускай спешат умом их истребить,
 Чтоб не скорбеть от горькой их утраты.
 Но у кого они наперечет,
 Тому совет: держись воображенья!
 Оно всегда в печальный жизни счет
 Веселые припишет заблужденья!
 А мой султан — султанам образец!
 Не все его придворные поэты
 Награждены дипломами диеты
 Иль вервием… Для многих есть венец.
 Удавка тем, кто ищет славы низкой,
 Кто без заслуг, бескрылые, ползком,
 Вскарабкались к вершине Пинда склизкой —
 И давит Феб лавровым их венком.
 Пост не беда тому, кто пресыщенья
 Не попытал, родяся бедняком;
 Он с алчностью желаний незнаком.
 В поэте нет к излишнему стремленья!
 Он не слуга блистательным мечтам!
 Он верный друг одним мечтам счастливым.
 Давно сказал мудрец еврейский нам:
 Все суета! Урок всем хлопотливым.
 И суета, мой друг, за суету —
 Я милую печальной предпочту:
 Под гибельной Сатурновой косою
 Возможно ли нетленного искать?
 Оно нас ждет за дверью гробовою;
 А на земле всего верней — мечтать!
 Пленительно твое изображенье!
 Ты мне судьбу завидную сулишь
 И скромное мое воображенье
 Высокою надеждой пламенишь.
 Но жребий сей, прекрасный в отдаленье,
 Сравнится ль с тем, что вижу пред собой?
 Здесь мирный труд, свобода с тишиной,
 Посредственность, и круг друзей священный,
 И муза, вождь судьбы моей смиренной!
 Я не рожден, мой друг, под той звездой,
 Которая влечет во храм Фортуны;
 Мне тяжелы Ареевы перуны.
 Кого судьба для славы обрекла,
 Тому она с отважностью дала
 И быстроту, и пламенное рвенье,
 И дар: ловить летящее мгновенье,
 «Препятствия в удачу обращать
 И гибкостью упорство побеждать!»
 Ему всегда в надежде исполненье,
 Но что же есть подобное во мне?
 И тени нет сих редких дарований!
 Полжизни я истратил в тишине;
 Застенчивость, умеренность желаний,
 Привычка жить всегда с одним собой,
 Доверчивость с беспечной простотой —
 Вот все, мой друг; увы, запас убогий!
 Пойду ли с ним той страшною дорогой,
 Где гибелью грозит нам каждый шаг?
 Кто чужд себе, себе тот первый враг!
 Не за своим он счастием помчится,
 Но с собственным безумно разлучится.
 Нельзя искать с надеждой не обресть.
 И неуспех тяжеле неисканья.
 А мне на что все счастия даянья?
 С кем их делить? Кому их в дар принесть?..
 «Полезен будь!»- Так! польза — долг священный!
 Но мне твердит мой ум неослепленный:
 Не зная звезд, брегов не покидай!
 И с сильным вслед, бессильный, не дерзай!
 Им круг большой, ты действуй в малом круге!
 Орел летит отважно в горный край!
 Пчела свой мед на скромном копит луге!
 И, не входя с моей судьбою в спор,
 Без ропота иду вослед за нею!
 Что отняла, о том не сожалею!
 Чужим добром не обольщаю взор.
 Богач ищи богатства быть достойным,
 Я обращу на пользу дар певца —
 Кому дано бряцаньем лиры стройным
 Любовь к добру переливать в сердца,
 Тот на земле не тщетный обитатель.
 Но царь, судья, и воин, и писатель,
 Не равные степенями, равны
 В возвышенном к прекрасному стремленье.
 Всем на добро одни права даны!
 Мой друг, для всех одно здесь провидепье!
 В очах сего незримого судьи
 Мы можем все быть равных благ достойны;
 Среди земных превратностей спокойны
 И чистыми сберечь сердца свои!
 Я с целью сей, для всех единой в мире,
 Соединю мне сродный труд певца;
 Любить добро и петь его на лире —
 Вот все, мой друг! Да будет власть Творца!
Василий Жуковский — К Арбеневой: Стих
> 

