Березник…
 Заприметив кровлю,
 Антенн еловые шесты,
 Как перед первою любовью,
 Вдруг оробел за полверсты.
 Свет Марьевка!
 Но где же радость?
 Где теплота?
 Где встречи сладость?
 Томительная виноватость
 В груди отравой разлилась.
 Виновен?
 В чем?
 Припоминаю
 Всю трудно прожитую жизнь.
 Ромашки белые сминаю,
 Топчусь на месте,
 Хоть вернись.
 Напомнили мне стебли-травы,
 Напомнил голубынь-цветок,
 Что я хотел ей
 Громкой славы.
 Хотел.
 И сделал все, что смог.
 Другой деревни нет известней
 Ни по соседству, ни вдали.
 Она заучена, как песня,
 Поэтами моей земли.
 Слова кресалами кресаля,
 Высокий я возжег костер.
 Что ж горько так?
 Не от письма ли
 С унылой жалобой сестер,
 Что жизнь в деревне
 Стала плоше,
 Что хлеб попрел,
 Раздельно скошен,
 Что в роковом ряду имен
 Их председатель
 Вновь сменен…
 А помню
 Светлым и крылатым,
 Когда и рук не натрудил,
 Мальчишкою в году тридцатом
 Я агитатором ходил.
 Но главное не в окрыленье,
 Не в силе слова моего.
 Со мною был товарищ Ленин,
 И люди слушали его.
 К забытым радостям причастен,
 Я шел и мучился виной,
 Что нет в моей деревне счастья,
 В тот год
 Обещанного мной.
 Я тихо шел.
 На повороте
 Из придорожного леска —
 Авдотья, что ль?..
 Ну да, Авдотья
 Гнала брыкастого телка.
 В одной руке пушился веник,
 Другой придерживала свой
 В углах подоткнутый передник
 Со свежей ягодой лесной.
 Теперь усталой и болящей,
 Когда-то, дальней из родни,
 Высокой,
 Статной,
 Работящей,
 Записывал я трудодни.
 — Вась, ты ли?-
 С нежностью великой
 Пахнуло в милой стороне
 И веником,
 И земляникой,
 Душевно поднесенной мне.
 — Поди забыл… Испробуй нашу…-
 Ладонь, шершавая с боков,
 Была как склеенная чаша
 Из темных
 Мелких черепков.
 Румянясь,
 Ягода лежала,
 Тепличной ягоды крупней,
 Светилась,
 Нежилась,
 Дрожала,
 Как будто вызрела на ней.
 Душистая, меня лечила,
 С души моей снимала страх,
 Но все-таки она горчила
 Рассказом о простых делах,
 Что жизнь в деревне
 Стала плоше,
 Что хлеб попрел,
 Раздельно скошен,
 Что в роковом ряду имен
 Их председатель
 Вновь сменен…
 И продолжала без утайки,
 Судила без обиняков,
 Как вседержавная хозяйка,
 Сельхозначальство и райком.
 Кольнула областное око,
 Бросала и повыше взгляд —
 На тех, кто учит издалека
 Доить коров,
 Поить телят.
 На миг
 Замолодели очи,
 Расцвел и выцвел
 Синий мак.
 Про совещанья,
 Между прочим,
 Авдотья мне сказала так:
 — Зовут все первых да первущих,
 А им и так не плохо жить.
 Собрать бы нас вот, отстающих,
 Да с нами и поговорить.
 Э-э, я претензию имею.
 Передний, крайний — все родня…
 Наш фельдшер, ежли я болею,
 Так он и слушает меня…
 И что болтаю!-
 Хитро глянув,
 Прутье перебрала в руке.-
 У нас, у старых, как у пьяных,
 Не держится на языке…
 А где телок?
 Убег?
 Гляди-ка!-
 Простилась попросту, кивком,
 И, пахнущая земляникой,
 Поторопилась за телком.
 А я-то думал,
 Как зазнайка,
 Что в чем-то виноватым был…
 Она судила как хозяйка
 Своей земли,
 Своей судьбы.
 И все ж, не позабыв урока,
 Я шел, виновный до конца,
 Не в роли
 Юного пророка,
 А в долге
 Зрелого бойца.
Василий Федоров — Хозяйка: Стих
> 

