В одном из тех домов, придуманных развратом,
 Где всем предложена наемная кровать,
 На ложе общих ласк, еще недавно смятом,
 И мы нашли приют — свою любовь скрывать.
 Был яркий летний день, но сдвинутые шторы
 Отрезывали нас от четкого луча;
 Во мгле искусственной ловил я только взоры
 Да тени смутные прически и плеча.
 Вся жизнь была в руках; я слышал все биенья,
 Всю груди теплоту, все линии бедра;
 Ты прилегла ко мне, уже в изнеможеньи,
 И ты на миг была — как нежная сестра.
 Но издали, крутясь, летела буря страсти…
 Как изменились вдруг внизу твои глаза!
 И ложе стало челн. У буйных волн во власти,
 Промчался он, и вихрь — сорвал все паруса!
 И мне пригрезилось: сбылась судьба земного.
 Нет человечества! Ладью влечет хаос!
 И я, встречая смерть, искал поспешно слова,
 Чтоб трепет выразить последних в мире грез.
 Но вместо слов был бред, и, неотступно жаля,
 Впивался и томил из глубины твой взгляд.
 Твой голос слышал я: «Люблю! твоя! мой Валя!»
 Ладья летит быстрей… и рухнул водопад.
 И мы на берегу очнулись в брызгах пены.
 Неспешно, как из форм иного бытия,
 Являлся внешний шум и выступали стены,
 Сливалось медленно с действительностью «я».
 Когда ж застенчиво, лицо в густой вуали,
 На улицу за мной ты вышла из ворот,
 Еще был яркий день, пролетки дребезжали,
 И люди мимо шли — вперед, вперед…
Валерий Брюсов — Свидание: Стих
> 


 (1 оценок, среднее: 4,00 из 5)
 (1 оценок, среднее: 4,00 из 5)