Он придет, обезумевший мир,
 Который поэтом прославлен.
 Будет сладостным ядом отравлен
 Воздух и самый эфир.
 С каждым мигом впивая отраву,
 Обезумеют бедные дети земли:
 Мудрецы — земледельцы — певцы — короли —
 Звери — птицы — деревья — и травы.
 Станут распускаться странные цветы,
 Яркие как солнце, дышащие пряно,
 Открывая к воздуху жаждущие рты.
 Яркостью нежданной заблестев, поляны
 Заструят томительный, жгучий аромат.
 Птицы исступленные стаями взлетят,
 Над блестящим городом и на месте диком
 Замелькают с радостным, многосложным криком.
 Островами новыми встанут в океане
 Сонмы рыб, теснящихся в ярости желаний.
 Разбегутся звери по полям и нивам,
 Прыгая, кувыркаясь в полусне счастливом;
 И на белой площади северной столицы
 Будут ползать змеи и скакать тигрицы.
 И люди, медленно пьянея,
 Забудут скудные дела,
 Как будто первая Астрея
 В мир изнемогший снизошла.
 Затихнут страшные машины
 И фабрик резкие гудки,
 И не подымет ни единый
 Пилы, лопаты иль кирки.
 Все будут в праздничных одеждах,
 В полях, в пути, на площадях,
 Твердя о сбывшихся надеждах,
 Восторженно целуя прах.
 И вдруг все станет так понятно:
 И жизнь земли, и голос рек,
 И звезд магические пятна,
 И золотой наставший век.
 Восстанут новые пророки,
 С святым сияньем вкруг волос,
 Твердя, что совершились сроки
 И чаянье всемирных грез!
 И люди все, как сестры-братья,
 Семья единого отца,
 Протянут руки и объятья,
 И будет радость без конца.
 Земля, как всегда, не устанет кружиться,
 Вкушая то знойного света, то ночи,
 Но снами никто не захочет упиться,
 И будут во мраке восторженней очи.
 В полярных пустынях, в тропических чащах,
 В открытых дворцах и на улицах шумных
 Начнутся неистовства сонмов кипящих,
 Пиры и веселья народов безумных.
 Покорные тем же властительным чарам,
 Веселые звери вмешаются в игры,
 И девушки в пляске прильнут к ягуарам,
 И будут с детьми как ровесники тигры.
 Безмерные хоры и песен и криков,
 Как дымы, подымутся в небо глухое,
 До божьих подножий, до ангельских ликов,
 Мирам славословя блаженство земное.
 Дыханьем, наконец, бессильно опьянев,
 Где в зимнем блеске звезд, где в ярком летнем
 свете,
 Возжаждут все любви — и взрослые и дети —
 И будут женщины искать мужчин, те — дев.
 И все найдут себе кто друга, кто подругу,
 И сил не будет им насытить страсть свою,
 И с Севера на Юг и вновь на Север с Юга
 Помчит великий вихрь единый стон: «Люблю!»
 И звери меж людей на тех же камнях лягут,
 Ласкаясь и любясь, визжа и хохоча,
 На ступенях дворцов, у позабытых пагод,
 В раздолии полей, близ моря, у ключа.
 И странные цветы живыми лепестками
 Засыплют, словно снег, лежащие тела.
 И будет в яркий день лазурь гореть звездами,
 И будет ночи мгла, как знойный час, тепла.
 Среди чудовищных видений и фантазий,
 Среди блуждающих и плоть принявших снов
 Все жившее замрет в восторженном экстазе
 И Смерть закинет сеть на свой последний лов.
 Ничто не избежит своей судьбы блаженной,
 Как первые в раю — последние уснут…
 И ангел вострубит над смолкнувшей вселенной,
 Все тысячи веков зовя на общий суд.
Валерий Брюсов — Последний день: Стих
> 

