Вот снова, с беззвучными стуками кирок,
 Под пристальным надзором все тех же планет,
 Ночь, зодчий со стражей теней при секирах,
 Принимает свой труд, тот, что в тысячах лет.
 В темь опускают беспросветные плиты,
 Все ломки мрака на земле обедня;
 Уже, копья к ноге, древних Афин гоплиты
 Сторожат фундамент завтрашнего дня.
 По темным ступеням лестницы, еще возводимой,
 Всходит вверх, — взглянуть на былое, — Шекспир;
 У подножья, в плащах (цвет омертвелого дыма),
 Вольтер, Гоббс, Ницше (с сотню их) сели за пир;
 В зале, пока без плафона, точно черти взволновались:
 Старомодные танцы, вялый вальс-глиссе;
 То — перегорбленный Гейне, то — подновленный Новалио,
 Федра в ногу с Татьяной, пьяный и по смерти Мюссе.
 Гул кирок не молкнет, но глух, что хлопушки,
 Гуд масс возносимых, что шелесты шин;
 И горестно смотрит, в руке цилиндр, Пушкин,
 Как в амбразуре окна, дряхл, спит Фет-Шеншин.
 Ночь, зодчий упорный, спешит, взводит купол;
 Бьет молот; скрипит перекинутый блок…
 А в полоске зари, как на сцене для кукол,
 На тоненькой ниточке Александр Блок.
Валерий Брюсов — Ночь с привидениями: Стих
> 

