Напоминающей днями слова салонной болтовни,
 Кто-нибудь произнесет
 (Для того, чтоб посмеяться
 Иль показаться грустным)
 — Любовь!
 Эти буквы сливаются во что-то круглое, отвлеченное,
 Попахивающее сплетнями…
 Но все хватаются за него,
 Как ребенок за мячик.
 А мне делается не по себе,
 Нестерпимо радостно.
 Хотя сердце сжимается, как у рыдающего горло,
 Хотя воспоминанья впиваются в мозг
 Холодеющими пальцами умирающего,
 Вцепившегося в убийцу.
 И, застегнутый на все пуговицы спокойствия,
 Я молчу…
 Впрочем, кто же не услышит в таком молчании
 Возгласов, криков, стонов,
 Если даже воздух золотится
 Огненными знаками препинаний!
 И не так ли озарялся Христос на кресте,
 Когда звучало:
 — Отче наш!
 Ибо из всех произносивших это,
 Только ему было ведомо,
 Что именно значит это страшное имя,
 И того, которого называли окрест понаслышке,
 Он видел воочию.
 Так молчу о любви,
 Потому что знакомые что-то другое
 Называют любовью
 (Словно мохнатой гориллой — колибри).
 И хочется долго, до самой могилы
 (И пожалуй даже дольше)
 О моей настоящей любви
 Думать без строф, без размера, особенно без рифм,
 До мудреного просто, другим непонятно,
 И завидовать,
 Что не я выдумал это простое слово.
Вадим Шершеневич — Небоскреб образов минус спряженье: Стих
> 

