Подразлили к празднику елея,
Да заборы наскоро подкрасили,
Да в битком набитых бакалеях
Оставляли граждане по «красненькой».
А портрет великого предвестника
И вождя озлобленного люда
На воздушном шарике подвесили,
Чтобы был он виден отовсюду.
И орали лозунги по радио,
Листики бумажные мусоля,
Строчки, точно улицы, парадили,
Но не ради правды или соли.
Тягостным молчаньем обходили
Пытки и смертельные исходы –
Все, что искалечил по России
Истовый «помазанник народа».
А его приспешников бывалых
Все свернуть на старое свербило,
Им покоя слава не давала,
Жажда силы души бередила.
Им доходы создали наветы,
Повышенья в чине приносили.
Вешаться бы надо – по Завету,
Да осин не хватит по России.
Бывшие чекисты увлеченно
Вспоминали в тепленькой квартире,
Как стреляли раньше в заключенных,
Словно по зверькам в грошовом тире.
И с великой датой сообразно,
Закусивши в кои веки сытно,
Пили водку граждане не праздно,
А всерьез и как-то деловито.
Не хотелось думать об обмане
Победившим в битве под Москвою,
О делах неладных в нашем стане
И делиться сдавленной тоскою.
О парижских думали гостинцах,
О своем растущем гардеробе
И о том, что выкинут пекинцы
Шутку нехорошую по злобе.
А в тюрьме Лефортовской, в несчастье,
Те, кто правду сдуру сделал целью,
Всё амнистий ждали, как причастья,
К празднику и общему веселью.
Но орали лозунги по радио,
Листики бумажные мусоля,
Строчки, словно улицы, парадили,
И молчал народ о произволе.
Лишь портрет великого предвестника
И вождя взволнованного люда
На воздушном шарике подвесили,
Чтобы был он виден отовсюду.
