Это было написано начерно,
 а потом уже переиначено
 (поре-и, пере-на, пере-че, пере-но…) —
 перечеркнуто и, как пятно, сведено;
 это было — как мучаться начато,
 за мгновенье — как судорогой сведено,
 а потом
 переписано заново, начисто
 и к чему-то неглавному сведено.
Это было написано начерно,
 где все больше, чем начисто, значило.
 Черновик—это словно знакомство случайное,
 неоткрытое слово на «нео»,
 когда вдруг начинается необычайное:
 нео-день, нео-жизнь, нео-мир, нео-мы,
 неожиданность встречи перед дверьми
 незнакомых — Джульетты с Ромео.
Вдруг —
 кончается будничность!
 Начинается будущность
 новых глаз, новых губ, новых рук, новых встреч,
 вдруг губам возвращается нежность и речь,
 сердцу — биться способность.
 как новая область
 вдруг открывшейся жизни самой,
 вдруг не нужно по делу, не нужно домой,
 вдруг конец отмиранию и остыванию,
 нужно только, любви покоряясь самой,
 удивляться всеобщему существованию
 и держать
 и сжимать эту встречу в руках,
 все дела посторонние выронив…
Это было написано все на листках,
 рваных, разных размеров, откуда-то вырванных.
Отчего же так гладко в чистовике,
 так подогнано все и подобрано,
 так уложено ровно в остывшей строке,
 после правки и чтенья подробного?
 И когда я заканчивал буквы стирать
 для полнейшего правдоподобия —
 начинал, начинал, начинал он терять
 все свое, всее мое, все оссбое,
 умирала моя черновая тетрадь,
 умирала небрежная правда помарок,
 мир. который был так неожидан и ярок
 и который увидеть сумели бы вы,
 в этом сам я повинен, в словах не пришедших,
 это было как встреча
 двух — мимо прошедших,
 как любовь, отвернувшаяся от любви.


Одно из моих любимейших стихотворений…