Сын мой! сын праха! сын юдоли!
 Ты видишь, видишь, что и в самом
 Смятении вещей теперь,
 В порыве самом естества,
 Ум человеческий не дремлет,
 Мятется, реет, мчится вдаль,
 Одолевает век — меня —
 И ищет новых царств себе
 По ту страну времен парящих,
 Где ждет его венец бессмертный.
 Нетерпеливый, бодрый ум,
 Ум самовластный, ум державный,
 Перестает отныне строить
 В отвагу мысленные замки;
 Собрав сил меры седьмеричны,
 Стремится чрез предел обычный.
 Се начинает человек
 В небесной высоте дышать!
 Он с зноем мразы проницает,
 Он в тверди климаты пронзает,
 К колесам солнечным дерзает.
 Под ним Земля — как муравейник. [1]
 Ревнуя умственному взору,
 Что видит он миры незримы,
 Взор бренный странствует отважно
 По отдаленным высотам,
 Существенны миры находит
 В эфирных чуждых областях. [2]
 Там он встречает над главой
 Вселенны новы величайши;
 А здесь — вселенные малейши
 В безвестном мраке под стопой. [3]
 Тут он летает в мелком мире;
 А здесь — в пучину не вступая,
 Пронзает страшну даль пучины;
 Без стоп в юдоли вод нисходит
 И близит блещущи потери. [4]
 Там слабо око, ополчаясь,
 Сражается со глубиною
 И пользою венчает подвиг;
 А здесь стопа отважна ходит
 По бурной зыби, как по суше,
 Без крыл, без лодии, без чуда. [5]
 Там дух в уединеньи реет,
 А здесь пред светом крылатеет.
 Ужасны подвиги его!
 Се ветха область издыхает!
 Растут из праха царства новы;
 Падет личина Магомета;
 И что ж? — в Пророке Аравийском
 Пред светом обнажился — льстец;
 Теперь ступя с бурливым блеском
 На лжесвященну персть его,
 Иной стоит — и сталью машет.
 Меж тем как тамо силой чуждой
 Возобновляется Мемфис
 И манит в тьму своих развалин
 Рыть некий драгоценный тлен,
 Сокровище умов ветшало,
 Иль извлекаются насильно
 Из седьмеричной ветхой ночи
 Ужасны духи древних римлян,
 Здесь венценосный гений россов
 Благий дух предков вызывает
 И скипетром златым счастливит
 Очарованну полпланету.
 Вот, сын мой, сколь велико рвенье
 Недремлющего ныне духа,
 Сего бессмертна чада света
 И небожителя во бреньи!
 Ты хочешь знать, к чему еще
 Сей полуангел, дух во прахе,
 В ристалище своем блестящем
 При мне поступит ныне дале
 Или какие впредь надежды
 В прозримой дальности блеснут?
 Ты зришь, что он стремится вечно
 От совершенства к совершенству,
 От одного довода реет
 К другим бессмертия доводам,
 Как светозарная черта
 Неусыпляемой зарницы
 В торжественных явленьях нощи
 Летит, туда же протяженна,
 Отколе низлетает быстро;
 Ты зришь, что мыслящее существо
 Бежит со мною совокупно,
 Бежит далече — неусыпно,
 Меня он выпередить тщится;
 И правда — времени смеется,
 Хоть плоть ему и уступает.
 Вот что вещает небо мне!
 Тогда как миролюбный плуг
 В браздах по тридцати веснах
 Отсвечивать при солнце будет,
 Блудящий пламенный мир некий,
 Как странник тверди огневласый,
 Сойдет в сию долину неба
 И сблизится тогда с землей. [6]
 Что, сын мой? — Ты бледнеешь — тщетно;
 Не лучше ль ободряться чувством
 И той гадательною мыслью,
 Что сей небесный посетитель
 Провозвестит земле средь молний
 Премудрости и славы полдни?
 Или какой Кумеин век
 Восставит на холмах вселенной?
 Не будет ли едино стадо
 Под пастырем единым в мире?
 Иль будет снова в Византии
 Из-под срацинских рук Рим новый
 Или на западе Рим древний?
 Не новые ли Сципионы
 И вседержители ужасны
 По средиземным глубинам
 Помчатся с громом в кораблях?
 Иль паки грозны Ганнибалы
 Из глубины гробов возникнут
 И ступят на утесы Альпов?
 Или с Платонами Афины,
 С Периклами, с ареопагом
 Прейдут в Сармацию на диво?
 Гордяся крыльями моими,
 Мудрец не может ли достигнуть
 До врат последних естества?
 Иль оного исходит, первых.
 И наконец — дерзнет в пучину?
 Оттоль с отвагой пронесясь
 Среди огнистой колесницы,
 Коснется, может быть, — престола,
 Где предстоит, поникши долу
 И персты робкие сложа,
 Всех мать, природа многогруда,
 Вдали безмолвная судьба,
 Пространство, долгота, движенье,
 Иль вес, иль мера и число,
 Порядок, сила, красота
 И наконец — дух_о_в различных жребий;
 Тогда, — так, — и тогда постигнет
 Непостижимого! — но ах!
 Предместник мой — минувший век —
 Его свидетель покушений;
 Мудрец едва не приближался
 К пределам тайным естества;
 И вдруг, увы! — как человек,
 Нашел себя в ужасной бездне
 И в ту ж минуту меж великих
 Двух бесконечностей безмерных.
 Дух должен быть героем сильным,
 Когда потребна человеку
 Всемерная возможность сил
 Быть совершенным человеком,
 Чтоб человека же познать,
 Познать себя, всего себя.
 Ах! что ж потребно мудрецу?
 Ему быть должно? — быть божеством,
 Дабы уведать божество
 Или в зачатьи — естество?..
 И самый ангел воплощенный,
 Невтон — бледнеет изумленный,
 Остановляяся меж сих
 Двух бесконечностей ужасных,
 И ощущает омрак в духе,
 Непостижимый, неисследный.
 Перед его же страшным троном
 Природа робко мимо идет,
 Не разделяет вечных прав
 С иным совместником каким;
 Он всю оставил мрачну тайну
 Единому себе, — себе…
 А может быть… но ты трепещешь!
 Не содрогайся, сын мой, ныне!
 Но лучше сим великим чувством,
 Великой мыслью сей дыши!
 Дух человеческий бессмертен;
 Он сроден вечно простираться
 По тайной лествице до края,
 Хоть край — бежит от взоров вечно.
 Ты жди, как я, — иль мой наместник,
 Иной громопернатый вестник,
 Поставим на вратах времен
 Надежды светоносный факел!
 Тогда питай сие предчувство,
 Что колесо природы скрыто
 Великий обращает год,
 Что в плоти серафим иной,
 Иль Петр, или Екатерина,
 Другой Невтон, и Локк другой,
 Или другой здесь Ломоносов
 Торжественной стопою внидут
 В врата Кумеиных времен;
 А может быть — переселится
 Восток и юг чудесно в север;
 Не отрицай сих чувств — и жди,
 Как путник на брегу морском!
 ____________________
 1 — Здесь предметом воздушный шар.
 2 — Гершелевы телескопы.
 3 — Микроскоп.
 4 — Изобретение пелагоскопа.
 5 — Пробочная фуфайка.
 6 — Давно пишут, что в 1835 году комета будет подходить близко к шару земному.
Семен Бобров — Предчувственный отзыв века: Стих
> 

