Открылось царство тьмы над дремлющей вселенной;
 Туман, что в море спал, луною осребренной
 Подъемлется над сей ужасной глубиной
 Иль пресмыкается над рощею густой,
 Где тени прячутся и дремлют меж листами;
 Как разливается он всюду над полями?
 О мрачна нощь! отколь начало ты влечешь?
 От коего отца иль матери течешь?
 Не ты ль седая дщерь тьмы оной первобытной,
 Котора некогда взошла над бездной скрытной
 Лелеять нежныя природы колыбель? —
 Так, — черновласая Хаоса древня дщерь,
 Ты успши дня труды покоишь и теперь;
 Ты дремлющий полкруг под тению качаешь;
 Увы! — ты также взор умершего смыкаешь.
 О нощь! — лишь погрузишь в пучину мрака твердь,
 Трепещет грудь моя; в тебе мечтаю смерть;
 Там зрю узлы червей, где кудри завивались;
 Там зрю в ланитах желчь, где розы усмехались.
 Одр спящего и гроб бездушный — всё одно;
 Сон зрится смертию — смерть сном, и всё равно.
 Се полнощь! — тихо всё; луна с среды нисходит
 И к западным водам Плиад с собой уводит.
 Здесь силюся возвесть я полусонный взор
 На крыты бледным мхом хребты дремотных гор.
 Луна сребрит пары, что из могил восстали
 И человеческ вид в лучах образовали;
 Его ли слышу глас? — Иль шепчет ветр из рощи?
 Нет, — здесь язык шумит, — язык невнятный нощи.
 Двенадцать бьет, — вся тварь вокруг меня молчит;
 Грех спит ли? — Мудрость бдит! И — можно ль? — зависть бдит!
 Но труд, — невинность, — всё почиет под тенями;
 Лишь кличут совы там с огнистыми очами.
 Воздушно озеро сседаяся бежит;
 Сверкает молния, и твердь вдали гремит.
 Селитряный огонь восток весь озаряет
 И сумрачных холмов вершины убеляет.
 Кто тамо посреде восточных туч грядет?
 Не страшный ль судия с собою рок несет?
 Предыдет огнь ему, а следом кровы мрачны;
 Лице его блестит, как образ солнцезрачный;
 Вся риза в молниях волнуется на нем
 И препоясана зодиаком кругом;
 Он быстро в мир грядет, и сам стопой сафирной
 Пронзает в выспренних странах помост эфирный.
 Се в час полунощи грядет
 Жених, одеян в страшный свет!
 Блажен тот раб, его же срящет
 Готового в небесный брак;
 Несчастен же, кого обрящет
 Поверженна в унылый мрак!
 Блюди, душе моя смущенна,
 Да сном не будет отягченна
 И вечной смерти осужденна;
 Но, воспрянув от сна, гласи:
 ‘О трисвятый! — воззри! — спаси!’
 Еще ль душа, в мечтах несвязных погруженна,
 Еще ли в узах спит стозвенных задушенна?
 Восстань! — возжги елей и созерцай чертог,
 Где ждет тебя жених — твой судия, твой бог!
 О ты, надеяйся на будущи годины,
 Забывый строгое условие судьбины,
 Сын неги, — ищущий бессмертья в днях своих!
 Вострепещи, когда познает сей жених,
 Что масло во твоем скудельнике скудеет
 И огнь живый небес внутри тебя мертвеет!
 Ты буйствен, ты не мудр, — проснись! ступай со мной!
 Открою, где чертог премудрость зиждет свой;
 На мшистых сих гробах, где мир небесный веет!
 Ступай! — учись! — гроза прешла, — луна багреет…
Семен Бобров — Полнощь: Стих
> 

