О, горе! Как берега круты!
 О, горе! Сильна и темна река!
 О, горе, горе, у самой воды
 Шла я с любимым в руке рука.
 Стоял у откоса огромный дуб,
 И мне казалось — он нерушим.
 Но надломился и рухнул ствол,—
 И я расстаюсь с любимым моим.
 О, горе, горе! Любовь сладка,
 Но только в начале, а потом
 Инеем делается роса,
 Иней становится белым льдом.
 К чему мне гребень и кружева?
 Сердце мое холоднее льда:
 Уходит возлюбленный от меня
 И уверяет, что навсегда.
 И будет камень постелью мне,
 Пологом — белая пелена,
 И напоит меня чистый ключ.
 Я навсегда осталась одна.
 Когда ты примчишься, осенний вихрь,
 С черных деревьев сдувать листву?
 Тихая смерть, скоро ли ты?
 Я ведь и так уже не живу.
 О нет, не стужа меня леденит
 И не метели протяжный стон.
 Нет, не от холода я дрожу,
 А оттого, что уходит он.
 Когда мы в Глазго ездили с ним,
 Все из толпы глазели на нас.
 Он в черный бархат был облачен,
 А я надела алый атлас.
 О, знать бы прежде, до первых ласк,
 Что скроют солнце тысячи туч!
 Я б сердце замкнула в златой ларец
 И в темный омут бросила ключ.
 И нету друга возле меня,
 Еще мой ребенок не родился…
 Я одна и хочу умереть.
 Ведь прежней стать мне уже нельзя.
Роберт Бернс — О, горе, горе: Стих
> 

