«Вот и пришло Рождество. А с ним к нам пришел тот свет,
который светил младенцу две тысячи с лишним лет
назад. Он тускло мерцает, как лампа сквозь тюль метели.
И настоящее чудо в том, что мы его не проглядели».
«Две тысячи лет назад еще не было веры, блуда
и предательств, а был лишь пар из ноздрей верблюда.
И ты видишь сейчас, как, взлетев над мешком заплечным,
этот пар устремляется к небу и путем застывает Млечным».
«И две тысячи лет спустя, такою же точно зимою
любовники шепчут во тьме: «спасибо, что ты со мною».
И их шепот сливается с шорохом снега и ветра.
И сам становится снегом…» «Как мраморная Деметра».
«Среди белых сугробов, подсвеченных фонарями,
невесомо чернеют деревья в оконной раме,
как написанное иероглифами японское стихотворенье,
где за строгим, печальным тоном прячется надежда на счастье и избавленье».
И все повторяется вновь…
«На мохнатые спины верблюдов пристроив мехи с вином,
смотрят волхвы в пространство, обернувшееся полотном
Питера Брейгеля-старшего, на котором охотники торопятся на свиданье
с родными людьми, уставшими от предчувствий и ожиданья».
«По колено в сугробах бредут они к детям своим и женам,
но, наткнувшись на вечность, застывают, как статуи, в воздухе напряженном».
И все повторяется вновь…
«Деревья чернеют — без листьев и тени, как в самом начале творенья, —
как написанное иероглифами японское стихотворенье.
И их всех заметает время — волхвов, пастухов и все прочее.
Лишь следы человека ведут по пустыне, как новое многоточие».
