Ю.И.
*
Состав вагонов мчится вдоль рядов
 культурных насаждений. Чай готов.
 Колбасный сыр нарезан. Степь — поката.
 И отблески багрового заката
 воспламеняют венчики цветов.
Со столика под дробный стук колёс
 сосед смахнул букет фальшивых роз
 и, разливая водку по стаканам,
 заметил мне: «Не стойте истуканом.
 Из трезвых здесь — один электровоз».
И я ему, само собою, внял,
 стакан гранёный пальцами обнял.
 В пустом желудке взорвалась граната…
 Потом я ел кусочек карбоната,
 а он горбушку хлеба обонял.
*
Снаружи дождь. Здесь тихо и тепло.
 Лишь стук ритмичный да мое трепло
 безмолвие вагона нарушают.
 И капли, сбившись с курса, украшают
 лепным узором мутное стекло.
Не разделяет сотканная вязь,
 а только подтверждает нашу связь,
 как подтверждает пол — рябые своды,
 тюрьма — существование свободы…
 Ладонью со стекла стирая грязь,
я вижу чью-то жилистую грудь
 в разрезе белой майки, Млечный путь,
 зубцы деревьев, лампочку, две вилки,
 остатки шнапса в розовой бутылке.
 И смачиваю лоб, чтоб не уснуть.
*
Шашлык свой пережарил друг Кацо.
 Каплун склевал вареное яйцо.
 Комочки влаги в воздухе повисли
 и, преумножив горестные мысли,
 изобразили мне твое лицо.
Ты далеко, а я схожу с ума.
 Сознания пустеют закрома.
 Размазав слезы, допиваю водку,
 чтоб протолкнуть комок, стеснивший глотку,
 как шею суицидника тесьма.
Любой монарх нуждается в казне,
 как город в птичьих трелях по весне.
 А мне нужна душевная беседа.
 Я тормошу притихшего соседа.
 Сосед мне улыбается во сне.
*
Намокший поезд мчит на всех парах.
 Внутри души ворочается страх.
 Беснуются ветра на перегоне.
 В прокуренном, полупустом вагоне
 мне тесно, как Распутину в штанах.
Как будто по луне прошлась фреза,
 я различаю губы и глаза.
 И с видом сильно пьяного пророка
 кричу в пространство, как мне одиноко.
 А на лице твоем блестит слеза.
Мир опустел. Как Сталину в Кремле,
 мне страшно здесь… И в матовом тепле
 луны мысль о тебе не безгранична,
 но более светла и органична,
 чем на пустой, бесформенной Земле.
*
 Вагон качнулся, задрожал и не
 порвав, но растянув по всей длине
 гирлянды проводов, навроде пейсов,
 вдруг оторвался от железных рельсов
 и с тихим гулом двинулся к Луне.
Что с кителя фельдмаршала — погон,
 сорвался с колеи пустой вагон.
 В кромешном мраке, в неизвестном чине,
 он взмыл и скрылся в облачной овчине,
 как раненный Георгием дракон.
август 1996

