Когда поэт еще невинен был,
 Он про себя иль на ухо подруге,
 Счастливец, пел на воле, на досуге
 И на заказ стихами не служил.
 _Век золотой_! Тебя уж нет в помине,
 И ты идешь за баснословный ныне.
 Тут век другой настал вослед ему.
 Поэт стал горд, стал данник общежитью,
 Мечты свои он подчинил уму,
 Не вышнему, земному внял наитью
 И начал петь, мешая с правдой ложь,
 Высоких дам и маленьких вельмож.
 Им понукал и чуждый, и знакомый;
 Уж сын небес — гостинный человек:
 Тут в казнь ему напущены альбомы,
 И этот век — _серебряный был век_.
 Урок не впрок: всё суетней, всё ниже,
 Всё от себя подале, к людям ближе,
 Поэт совсем был поглощен толпой,
 И неба знак смыт светскою волной.
 Не отделен поэт на пестрых сходках
 От торгашей игрушек, леденцов,
 От пленников в раскрашенных колодках,
 От гаеров, фигляров, крикунов.
 Вопль совести, упреки бесполезны;
 Поэт заснул в губительном чаду,
 Тут на него напущен _век железный_
 С бичом своим, в несчастную чреду.
 Лишился он последней благодати;
 Со всех сторон, и кстати и некстати,
 В сто голосов звучит в его ушах:
 «Пожалуйте стихи в мой альманах!»
 Бедняк поэт черкнет ли что от скуки —
 За ним, пред ним уж Бриарей сторукий,
 Сей хищник рифм, сей альманашный бес,
 Хватает всё, и, жертва вечных страхов,
 По лютости разгневанных небес,
 Поэт в сей век — оброчник альманахов.
Петр Вяземский — Три века поэтов: Стих
> 

