В селе Зажитном двор широкий,
 Тесовая изба,
 Светлица и терем высокий,
 Беленая труба.
Ни в чем не скуден дом богатой:
 Ни в хлебе, ни в вине,
 Ни в мягкой рухляди камчатой,
 Ни в золотой казне.
Хозяин, староста округа,
 Родился сиротой,
 Без рода, племени и друга,
 С одною нищетой.
И с нею век бы жил детина;
 Но сжалился мужик:
 Взял в дом, и как родного сына
 Взрастил его старик.
Большая чрез село дорога;
 Он постоялой двор
 Держал, и с помощию Бога
 Нажив его был скор.
Но как от злых людей спастися?
 Убогим быть беда;
 Богатым пуще берегися,
 И горшего вреда.
Купцы приехали к ночлегу
 Однажды ввечеру,
 И рано в путь впрягли телегу
 Назавтра поутру.
Недолго спорили о плате,
 И со двора долой;
 А сам хозяин на полате
 Удавлен той порой.
Тревога в доме; с понятыми
 Настигли, и нашли:
 Они с пожитками своими
 Хозяйские свезли.
Нет слова молвить в оправданье,
 И уголовный суд
 В Сибирь сослал их в наказанье,
 В работу медных руд.
А старика меж тем с моленьем
 Предав навек земле,
 Приемыш получил с именьем
 Чин старосты в селе.
Но что чины, что деньги, слава,
 Когда болит душа?
 Тогда ни почесть, ни забава,
 Ни жизнь не хороша.
Так из последней бьется силы
 Почти он десять лет;
 Ни дети, ни жена не милы,
 Постыл весь белой свет.
Один в лесу день целый бродит,
 От встречного бежит,
 Глаз напролет всю ночь не сводит
 И всё в окно глядит.
Особенно когда день жаркий
 Потухнет в ясну ночь,
 И светит в небе месяц яркий,
 Он ни на миг не прочь.
Все спят; но он один садится
 К косящету окну.
 То засмеется, то смутится,
 И смотрит на луну.
Жена приметила повадки,
 И страшен муж ей стал,
 И не поймет она загадки,
 И просит, чтоб сказал. —
«Хозяин! что не спишь ты ночи?
 Иль ночь тебе долга?
 И что на месяц пялишь очи,
 Как будто на врага?» —
«Молчи, жена: не бабье дело
 Все мужни тайны знать;
 Скажи тебе, считай уж смело,
 Не стерпишь не сболтать». —
«Ах! нет, вот Бог тебе свидетель,
 Не молвлю ни словца;
 Лишь всё скажи, мой благодетель,
 С начала до конца». —
«Будь так; скажу во что б ни стало.
 Ты помнишь старика;
 Хоть на купцов сомненье пало,
 Я с рук сбыл дурака». —
«Как ты!» — «Да так: то было летом,
 Вот помню как теперь,
 Незадолго перед рассветом;
 Стояла настежь дверь.
Вошел я в избу, на полате
 Спал старой крепким сном;
 Надел уж петлю, да некстати
 Тронул его узлом.
Проснулся черт, и видит: худо!
 Нет в доме ни души.
 „Убить меня тебе не чудо,
 Пожалуй, задуши.
Но помни слово: не обидит
 Без казни ввек злодей;
 Есть там свидетель, Он увидит,
 Когда здесь нет людей“.
Сказал и указал в окошко.
 Со всех я дернул сил,
 Сам испугавшися немножко,
 Что кем он мне грозил.
Взглянул, а месяц тут проклятой
 И смотрит на меня,
 И не устанет; а десятой
 Уж год с того ведь дня.
Да полно что! Ты нем ведь, Лысой!
 Так не боюсь тебя;
 Гляди сычом, скаль зубы крысой,
 Да знай лишь про себя». —
Тут староста на месяц снова
 С усмешкою взглянул;
 Потом, не говоря ни слова,
 Улегся и заснул.
Не спит жена: ей страх и совесть
 Покоя не дают.
 Судьям доносит страшну повесть,
 И за убийцей шлют.
В речах он сбился от боязни,
 Его попутал Бог,
 И, не стерпевши тяжкой казни,
 Под нею он издох.
Казнь Божья вслед злодею рыщет;
 Обманет пусть людей,
 Но виноватого Бог сыщет:
 Вот песни склад моей.

