Вся красота, когда смеется небо,
и вздох земли, когда сбегает снег, –
все это ляжет вместе, как солома,
и отворится благодатный хлев.
Пускай на крыше ангелы танцуют
и камни драгоценные целуют
и убегают к верхнему углу
и с верхнего угла бегут, сверкая,
серебряные ветки рассыпая
и посохи меняя на бегу.
И пусть все это отойдет во мглу,
пусть отвернет смущенное лицо.
Внизу, как можжевельники при ветре,
друг друга будут дети обнимать,
а по бокам волы, волы – созвездья
трудящейся земли. Они ложатся,
как только что рожденные телята:
они невидимую чуют мать.
А пастухи, родители детей,
подходят медленно, по-деревенски.
Темным-темны их бедные одежды,
и эта тьма почти от нас идет
и потому почти приводит к нам,
как будто Лот, идущий из Содома…
Но возле пастухов, оборотясь,
стоит художник. Sapienti sat¹.
Все исчезает, как висячий сад,
и он один стоит в степи пустой.
Его у горла сложенные руки
как будто держат припасенный дар –
но в этом сомневаются глаза.
Он более, чем мы, любим собой.
Он говорит, как свет глухонемой:
– Ты, мысль моя, ты, ясная Кифера,
ты, розы поднебесной привиденье,
ты, как припев, не впору моему
большому мраку: подойдя к нему,
ты повторяешь эти очертанья –
так в зеркале лицо мое встает,
и то, что там, себе его берет,
и, на себя накинув плоский образ,
томится в нем, как птица под платком, –
и, сбросив, не нуждается ни в ком.
Кому ты хочешь поднести охапки
цветов и улыбнувшихся вещей
и привести замученных детей,
чтобы они смеялись, как вода,
когда качнут наполненное блюдце,
и всё сложить у ног, и улыбнуться –
тот не Лаван, и с ним не делят стад.
Верни ему весь одичавший сад –
в цветной воде, в утешенных слезах
Содом, перерожденный на глазах, –
все будет ложь, и ничего как ложь.
Ты зеркало пустое принесешь.
Есть человек, и он как мир живой
и больше мира – и никто сюда
его не вызвал. Я стою, как вой.
Он – это то, что в зеркале всегда.
Он – это я, подуманный тобой.
И он стоит, как образ соляной,
и не идет за всеми.
Без меня
мой дар лежит на собственной могиле,
как вопленица на похоронах:
она как будто землю разрывает,
откидывает прозвища, приметы,
походку, обхождение, привычки,
она раскапывает свежий ход
в тяжелой глине…
и передает
тяжелый факел темноты
туда, где свет, как кровь, идет, –
весна идет,
и ясная Кифера,
и с нею в парусах архипелаг,
и ранней сфере отвечает сфера,
и первой розой перевернут мрак –
и я иду, беднее, чем другие,
в одежде темной и темнее всех,
с больной улыбкой, как цветы больные,
как вздох земли, когда сбегает снег.
_________________
¹ Sapienti sat – Для понимающего (этого) достаточно (лат.).
(1 оценок, среднее: 4,00 из 5)