I
Из подозренья, бормотанья,
 из замиранья на лету
 я слабое повествованье
 зажгу, как свечку на свету:
 пусть дух, вернувшийся из чащи,
 полуглядящий, полуспящий,
 свернется на ковре, как кот:
 кот серафический, молчащий –
 и малахит его редчайший
 по мне событья узнаёт.
II
Глядит волнующая сила –
 вода, не сдавшаяся нам.
 Она когда-то выходила
 навстречу первым кораблям,
 она круг Арго холодела,
 как смерть сама, – но им глядела,
 и вещие его бока
 то разжимала, то сжимала,
 как музыка свое начало,
 как радужка вокруг зрачка.
III
И мы пойдем, как заклинанье,
 в кошачье зрение, в нигде,
 в тень, отразившую сиянье,
 в сиянье тени на воде:
 душа венчает поколенья.
 как сон, враждебный пробужденью,
 венчает бодрствующий день, –
 и зеркальце летит над нами,
 держа в волшебной амальгаме
 лица невиданного тень.
IV
Как если бабочка ночная
 влетит – и время повернет,
 и, что-то отражать скучая,
 то вычеркнет, то отчеркнет –
 вас не тянуло обернуться,
 расплескивая жизнь из блюдца,
 туда, где всё произошло?
 где облика немая сцена
 неповторимо неизменно
 глядит в Нарциссово стекло.
V
Но, быть застигнутым рискуя,
 он мириады подыскал
 порхающих почти вплотную
 увеличительных зеркал.
 Когда крупица отраженья
 внушит ребенку подозренье
 о том, что зрительнее глаз, –
 скорей, чем мы отдернем руку,
 в малине увидав гадюку,
 он от себя отдернет нас.
VI
Но горе! наполняясь тенью,
 любя без памяти, шагнуть –
 и зренье оторвать от зренья,
 и свет от света отвернуть! –
 и вещество существованья
 опять без центра и названья
 рассыпалось среди других,
 как пыль, пронзенная сознаньем
 и бесконечным состраданьем
 и окликанием живых…
VII
Свеча бесценная, кошачья!
 Ты наполняешь этот дом,
 с которым память ходит плача,
 как сумасшедший с фонарем.
 Душа, венчая поколенья, –
 не сон, враждебный пробужденью,
 а только в сон свободный шаг.
 И ты сияешь ночью дачной
 в среде, для сердца непрозрачной,
 в саду высоком, как чердак.
VIII
И ты сияешь за пределом
 той темноты, где я живу,
 чтоб темнота похорошела
 и сон увидел наяву
 сиянье трезвое, густое,
 сиянье бденья золотое
 и помнящее про него –
 как будто вся душа припала
 к земле, с которой исчезало
 любимейшее существо…

