Этот горский, этот лермонтовский воздух
Наподобие Господнего подарка.
На земле под цвет сухих комков навозных
Голубел жемчужный круг золы неярко.
Пахло свежей прогоревшею соломой.
Представлялся мне Тенгинский полк пехотный…
И с волшебною станичною истомой
Все вдыхала я ваниль страницы плотной.
Нам стелили на полу в турлучной хате.
Плохо спали мы, а весело вставали.
И со стержня умывальника в ограде
Пили осы и в ладонь меня кусали.
В синем воздухе притягивала зренье
Стенка — яркой известковою побелкой,
Столь нарядной — от соседнего скопленья
Изабеллы сизо-дымчатой и мелкой:
Над верандным изрешеченным оконцем
Лозы, как доисторические кости,
И лилово золотел, просвечен солнцем,
Виноград, не прилегающий ко грозди…
Сквозь причудливые, частые ячеи
Невысокого сомкнувшегося сада
Проникали, с каждым часом горячее,
Пятен солнечных подвижных мириады.
Все пестрело: стол в саду, на нем — нелепость! —
Газетенка, что и лжива, и кургуза…
И сверкал, как дымно-розовая крепость
С цепью окон смоляных, — кусок арбуза.
Весь сухой, зеркальный день, библейски-жутко
И всегда очаровательно, над нами
Бденье горлинок — их вечное: побудка! —
Так, как кликал бы со сжатыми губами…
Только к ночи подменяли их цикады.
Холодало. Шла луна в ветвях за хатой.
И горел овал серебряный лопаты
В кратких сумерках, в заре зеленоватой.
Били новости, тяжелые, как ядра.
Мать брела к своей просторной, горькой койке.
И с трагическим лицом глядел из кадра
Поносимый всеми демон перестройки.
