Мы потеряли все — все, даже смех беспечный,
 Рожденный радостью и теплотой сердечной,
 Тот заразительный, тот предков смех шальной,
 Что лился из души кипучею волной
 Без черной зависти, без желчи и без боли, —
 Он, этот смех, ушел и не вернется боле!
 Он за столом шумел все ночи напролет,
 Теперь он одряхлел, бормочет — не поет,
 И лоб изрезали болезненные складки.
 И рот его иссох, как будто в лихорадке!
 Прощай, вино, любовь, и песни без забот,
 И ты, от хохота трясущийся живот!
 Нет шутника того, чей голос был так звонок,
 Который песни мог горланить в честь девчонок;
 Нет хлестких выкриков за жирной отбивной,
 Нет поцелуев, нет и пляски удалой,
 Нет даже пуговок, сорвавшихся с жилета,
 Зато наглец в чести, дождался он расцвета!
 Тут желчи океан и мерзость на виду,
 Тут скрежет слышится зубовный, как в аду.
 И хамство чванится гнуснейшим безобразьем,
 Затаптывая в грязь того, кто брошен наземь!
О добрый старый смех, каким ты шел путем,
 Чтоб к нам прийти с таким наморщенным челом!
 О взрывы хохота, вы, как громов раскаты,
 Средь стен разрушенных звучали нам когда-то,
 Сквозь золотую рожь, сквозь баррикадный дым
 Вы отбивали такт отрядам боевым,
 И славный отзвук ваш услышать довелось нам,
 Когда со свистом нож по шеям венценосным
 Скользил… И в скрипе тех тележек, что, ворча,
 Влачили королей к корзинке палача…
 Да, смех, ты был для нас заветом и примером,
 Что нам оставлен был язвительным Вольтером!
 А здесь мартышкин смех, мартышки, что глядит,
 Как молот пагубный все рушит и дробит,
 И с той поры Париж от хохота трясется!
 Все разрушается, ничто не создается!
Беда у нас тому, кто честным был рожден
 И дарованием высоким награжден!
 Стократ беда тому, чья муза с дивным рвеньем
 Подарит своего любимца вдохновеньем,
 И тут же, отрешась от низменных забот,
 Туда, за грань небес, направит он полет, —
 Смешок уж тут как тут, весь злобою пропитан,
 Он сам туда не вхож, но с завистью глядит он
 На тех, кто рвется ввысь, и свой гнилой плевок
 На райские врата наложит, как замок;
 И муза светлая, что, напрягая силы,
 Навстречу ринулась к могучему светилу,
 Чтоб в упоительном порыве и мечте
 Спеть вдохновенный гимн нетленной красоте,
 Теперь унижена, с тоскою и позором,
 С понурой головой и потускневшим взором
 Летит обратно вниз, в помойку наших дней,
 В трущобы пошлости, которых нет гнусней
 И там кончает век, рыдая от бессилья
 И волоча в грязи надорванные крылья.

