В безмерности равнин так сказочно-громаден,
 Что птица облететь его не может за день,
 Являет пришлецу он издали хаос
 Лачуг, домов, дворцов, то кинутых вразброс,
 То в груды сваленных, сцепившихся упрямо;
 Лес труб, венчающих промышленные храмы
 И ввысь — из глубины их жаркого нутра —
 Дым извергающих с утра и до утра;
 Шпили и купола над каменным хаосом,
 Сквозящие в пару, холодном и белесом;
 Низины, где река, под сеткою дождя,
 Весь ужас адских вод на память приводя,
 Струит свой черный ил, крутясь меж берегами;
 Мосты, подпертые гигантскими быками,
 Сквозь арки, как колосс Родосский, там и сям
 Дающие проход бесчисленным судам;
 Волна зловонная, несущая в предместьях
 Богатства дальних стран, чтоб сызнова унесть их;
 И верфей суета, и склады, чье нутро
 Могло б весь мир вместить и все его добро;
 Затем ненастный свод, зловещих туч барьеры,
 И солнце, как мертвец, одетый в саван серый,
 Иль в ядовитой мгле порой, как рудокоп,
 Который кажет нам свой закоптелый лоб;
 И, наконец, народ, средь грохота и шума
 Влачащий дни свои покорно и угрюмо
 И по путям прямым, и по путям кривым
 Влекомый к золоту инстинктом роковым.
Огюст Барбье — Лондон: Стих
> 

