Я помню как сквозь сон — когда являлась в зале
 Старуха длинная в огромной чёрной шали
 И белом чепчике, и локонах седых,
 То каждый, кто тут был, вдруг становился тих,
 И дети малые, резвившиеся внучки,
 Шли робко к бабушке прикладываться к ручке.
 Отец их — сын её — уже почтенных лет,
 Стоял в смирении, как будто на ответ
 За шалость позван был и знал, что он виновен
 И прах перед судьёй, а вовсе с ним не ровен!
 А хитрая жена и бойкая сестра,
 Потупясь, как рабы средь царского двора,
 Украдкой лишь могли язвить друг друга взглядом,
 Пропитанным насквозь лукаво-желчным ядом.
 Старуха свысока их с головы до ног
 Оглядывала всех, и взор её был строг…
 И так и чуялось: умри она, старуха, —
 Все завтра ж врозь пойдут, и дом замолкнет глухо.
 Да это и сама, чай, ведала она,
 И оттого была жестка и холодна,
 И строгий взор её был полон сожаленья,
 Пожалуй, что любви, а более презренья.
Николай Огарев — Бабушка: Стих
> 

