Дом — дворец роскошный, длинный, двухэтажный,
 С садом и с решеткой; муж — сановник важный.
 Красота, богатство, знатность и свобода —
 Всё ей даровали случай и природа.
 Только показалась — и над светским миром
 Солнцем засияла, вознеслась кумиром!
 Воин, царедворец, дипломат, посланник —
 Красоты волшебной раболепный данник;
 Свет ей рукоплещет, свет ей подражает.
 Властвует княгиня, цепи налагает,
 Но цепей не носит, прихоти послушна,
 Ни за что полюбит, бросит равнодушно:
 Ей чужое счастье ничего не стоит —
 Если и погибнет, торжество удвоит!
Сердце ли в ней билось чересчур спокойно,
 Иль кругом всё было страсти недостойно,
 Только ни однажды в молодые лета
 Грудь ее любовью не была согрета.
 Годы пролетали. В вихре жизни бальной
 До поры осенней — пышной и печальной —
 Дожила княгиня… Тут супруг скончался…
 Труден был ей траур,- доктор догадался
 И нашел, чтоб воды были б ей полезны
 (Доктора в столицах вообще любезны).
Если только русский едет за границу,
 Посылай в Палермо, в Пизу или Ниццу,
 Быть ему в Париже — так судьбам угодно!
 Год в столице моды шумно и спокойно
 Прожила княгиня; на второй влюбилась
 В доктора-француза — и сама дивилась!
 Не был он красавец, но ей было ново
 Страстно и свободно льющееся слово,
 Смелое, живое… Свергнуть иго страсти
 Нет и помышленья… да уж нет и власти!
 Решено! В Россию тотчас написали;
 Немец-управитель без большой печали
 Продал за бесценок в силу повеленья,
 Английские парки, русские селенья,
 Земли, лес и воды, дачу и усадьбу…
 Получили деньги — и сыграли свадьбу…
Тут пришла развязка. Круто изменился
 Доктор-спекулятор; деспотом явился!
 Деньги, бриллианты — всё пустил в аферы,
 А жену тиранил, ревновал без меры,
 А когда бедняжка с горя захворала,
 Свез ее в больницу… Навещал сначала,
 А потом уехал — словно канул в воду!
 Скорбная, больная, гасла больше году
 В нищете княгиня… и тот год тяжелый
 Был ей долгим годом думы невеселой!
Смерть ее в Париже не была заметна:
 Бедно нарядили, схоронили бедно…
 А в отчизне дальной словно были рады:
 Целый год судили — резко, без пощады,
 Наконец устали… И одна осталась
 Память: что с отличным вкусом одевалась!
 Да еще остался дом с ее гербами,
 Доверху набитый бедными жильцами,
 Да в строфах небрежных русского поэта
 Вдохновленных ею чудных два куплета,
 Да голяк-потомок отрасли старинной,
 Светом позабытый и ни в чем невинный.


