Мой друг! вступая в шумный свет
 С любезной, искренней душею,
 В весеннем цвете юных лет,
 Ты хочешь с музою моею
 В свободный час поговорить
 О том, чего все ищут в свете;
 Что вечно у людей в предмете;
 О чем позволено судить
 Ученым, мудрым и невежде,
 Богатым в золотой одежде
 И бедным в рубище худом,
 На тронах, славой окруженных,
 И в сельских хижинах смиренных;
 Что в каждом климате земном
 Надежду смертных составляет,
 Сердца всечасно обольщает,
 Но, ах!.. не зримо ни в одном!
О счастьи слово. Удалимся
 Под ветви сих зеленых ив;
 Прохладой чувства освежив,
 Мы там беседой насладимся
 В любезной музам тишине.*
Мой друг! поверишь ли ты мне,
 Чтоб десять тысяч было мнений,
 Ученых философских прений
 В архивах древности седой**
 О средствах жить счастливо в свете,
 О средствах обрести покой?
 Но точно так, мой друг; в сем счете
 Ошибки нет. Фалес, Хилон,
 Питтак, Эпименид, Критон,
 Бионы, Симмии, Стильпоны,
 Эсхины, Эрмии, Зеноны,
 В лицее, в храмах и садах,
 На бочках, темных чердаках
 О благе вышнем говорили
 И смертных к счастию манили
 Своею… нищенской клюкой,
 Клянясь священной бородой,
 Что плод земного совершенства
 В саду их мудрости растет;
 Что в нем нетленный цвет блаженства,
 Как роза пышная, цветет.
 Слова казалися прекрасны,
 Но только были несогласны.
 Один кричал: ступай туда!
 Другой: нет, нет, поди сюда!
 Что ж греки делали? Смеялись,
 Ученой распрей забавлялись,
 А счастье… называли сном!
* Сии стихи писаны в самом деле под тению ив.
 * * Десять тысяч!! Читатель может сомневаться в верности счета; но один из древних же авторов пишет, что их
 было точно десять тысяч.
И в наши времена о том
 Бывает много шуму, спору.
 Немало новых гордецов,
 Которым часто без разбору
 Дают названье мудрецов;
 Они нам также обещают
 Открыть прямой ко счастью след;
 В глаза же счастия не знают;
 Живут, как все, под игом бед;
 Живут, и горькими слезами
 Судьбе тихонько платят сами
 За право умниками слыть,
 О счастьи в книгах говорить!
Престанем льстить себя мечтою,
 Искать блаженства под луною!
 Скорее, друг мой, ты найдешь
 Чудесный философский камень,
 Чем век без горя проживешь.
 Япетов сын эфирный пламень
 Похитил для людей с небес,
 Но счастья к ним он не принес;
 Оно в удел нам не досталось
 И там, с Юпитером, осталось.
 Вздыхай, тужи; но пользы нет!
 Судьбы рекли: «Да будет свет
 Жилищем призраков, сует,
 Немногих благ и многих бед!»
 Рекли — и Суеты спустились
 На землю шумною толпой:
 Герои в латы нарядились,
 Пленяся Славы красотой;
 Мечом махнули, полетели
 В забаву умерщвлять людей;
 Одни престолов захотели,
 Другие самых алтарей;
 Одни шумящими рулями
 Рассекли пену дальних вод;
 Другие мощными руками
 Отверзли в землю темный ход,
 Чтоб взять пригоршни светлой пыли!
 Мечты всем головы вскружили,
 А горесть врезалась в сердца.
 Народов сильных победитель
 И стран бесчисленных властитель
 Под блеском светлого венца
 В душевном мраке унывает
 И часто сам того не знает,
 Начто величия желал
 И кровью лавры омочал!
 Смельчак, Америку открывший,
 Пути ко счастью не открыл;
 Индейцев в цепи заключивший
 Цепями сам окован был,
 Провел и кончил жизнь в страданье.
 А сей вздыхающий скелет,
 Который богом чтит стяжанье,
 Среди богатств в тоске живет!..
 Но кто, мой друг, в морской пучине
 Глазами волны перечтет?
 И кто представит нам в картине
 Ничтожность всех земных сует?
Что ж делать нам? Ужель сокрыться
 В пустыню Муромских лесов,
 В какой нибудь безвестный кров,
 И с миром навсегда проститься,
 Когда, к несчастью, мир таков?
 Увы! Анахорет не будет
 В пустыне счастливее нас!
 Хотя земное и забудет,
 Хотя умолкнет страсти глас
 В его душе уединенной,
 Безмолвным мраком огражденной,
 Но сердце станет унывать,
 В груди холодной тосковать,
 Не зная, чем ему заняться.
 Тогда пустыннику явятся
 Химеры, адские мечты,
 Плоды душевной пустоты!
 Чудовищ грозных миллионы,
 Змеи летучие, драконы,
 Над ним крылами зашумят
 И страхом ум его затмят…*
 В тоске он жизнь свою скончает!
* Многие пустынники, как известно, сходили с ума в уединении.
Каков ни есть подлунный свет,
 Хотя блаженства в оном нет,
 Хотя в нем горесть обитает, —
 Но мы для света рождены,
 Душой, умом одарены
 И должны в нем, мой друг, остаться.
 Чем можно, будем наслаждаться,
 Как можно менее тужить,
 Как можно лучше, тише жить,
 Без всяких суетных желаний,
 Пустых, блестящих ожиданий;
 Но что приятное найдем,
 То с радостью себе возьмем.
 В лесах унылых и дремучих
 Бывает краше анемон,
 Когда украдкой выдет он
 Один среди песков сыпучих;
 Во тьме густой, в печальной мгле
 Сверкнет луч солнца веселее:
 Добра не много на земле,
 Но есть оно — и тем милее
 Ему быть должно для сердец.
 Кто малым может быть доволен,
 Не скован в чувствах, духом волен,
 Не есть чинов, богатства льстец;
 Душою так же прям, как станом;
 Не ищет благ за океаном
 И с моря кораблей не ждет,
 Шумящих ветров не робеет,
 Под солнцем домик свой имеет,
 В сей день для дня сего живет
 И мысли в даль не простирает;
 Кто смотрит прямо всем в глаза;
 Кому несчастного слеза
 Отравы в пищу не вливает;
 Кому работа не трудна,
 Прогулка в поле не скучна
 И отдых в знойный час любезен;
 Кто ближним иногда полезен
 Рукой своей или умом;
 Кто может быть приятным другом,
 Любимым, счастливым супругом
 И добрым милых чад отцом;
 Кто муз от скуки призывает
 И нежных граций, спутниц их;
 Стихами, прозой забавляет
 Себя, домашних и чужих;
 От сердца чистого смеется
 (Смеяться, право, не грешно!)
 Над всем, что кажется смешно, —
 Тот в мире с миром уживется
 И дней своих не прекратит
 Железом острым или ядом;
 Тому сей мир не будет адом;
 Тот путь свой розой оцветит
 Среди колючих жизни терний,
 Отраду в горестях найдет,
 С улыбкой встретит час вечерний
 И в полночь тихим сном заснет.

