Зачем он мне снился, смятенный, нестройный,
 Рожденный из глубин не наших времен,
 Тот сон о Стокгольме, такой беспокойный,
 Такой уж почти и нерадостный сон…
Быть может, был праздник, не знаю наверно,
 Но только все колокол, колокол звал;
 Как мощный орган, потрясенный безмерно,
 Весь город молился, гудел, грохотал…
Стоял на горе я, как будто народу
 О чем-то хотел проповедовать я,
 И видел прозрачную тихую воду,
 Окрестные рощи, леса и поля.
«О, Боже, — вскричал я в тревоге, — что, если
 Страна эта истинно родина мне?
 Не здесь ли любил я и умер не здесь ли,
 В зеленой и солнечной этой стране?»
И понял, что я заблудился навеки
 В слепых переходах пространств и времен,
 А где-то струятся родимые реки,
 К которым мне путь навсегда запрещен.
> 

