Страшна, о задумчивость, твоя власть над душою,
 Уныния мрачного бледная мать!
 Одни ли несчастные знакомы с тобою,
 Что любишь ты кровы лишь их посещать?
 Или тебе счастливых невступны чертоги?
 Иль вечно врата к ним златые стрегут
 Утехи — жилищ их блюстители-боги? —
 Нет, твой не в чертогах любимый приют;
 Там нет ни безмолвия, ни дум, ни вздыханий.
 Хоть есть у счастливцев дни слез и скорбей,
 Их стоны не слышимы при шуме ласканий,
 Их слезы не горьки на персях друзей.
 Бежишь ты их шумных чертогов блестящих;
 Тебя твое мрачное сердце стремит
 Туда, где безмолвна обитель скорбящих
 Иль где одинокий страдалец грустит.
 Увы! не на радость приходишь ты к грустным,
 Как друг их, любезная сердцу мечта:
 Витает она по дубравам безмолвным;
 Равно ей пустынные милы места,
 Где в думах таинственных часто мечтает
 И, дочерь печали, грустит и она;
 Но взор ее томный отрадой сияет,
 Как ночью осенней в тумане луна;
 И грусть ее сладостна, и слезы приятны,
 И образ унылый любезен очам;
 Минуты бесед ее несчастным отрадны,
 И сердцу страдальца волшебный бальзам:
 Улыбкой унылое чело озаряя,
 Хоть бледной надеждой она их живит
 И, робкий в грядущее взор устремляя,
 Хоть призраком счастья несчастному льстит. —
 Но ты, о задумчивость, тяжелой рукою
 Обнявши сидящего в грусти немой
 И думы вкруг черные простря над главою,
 Заводишь беседы с его лишь тоской;
 Не с тем, чтоб усталую грудь от вздыханий
 Надежды отрадной лучом оживить;
 Нет, призраки грозные грядущих страданий
 Ему ты заботишься в думах явить;
 И смотришь, как грустного глава поникает,
 Как слезы струит он из томных очей,
 Которые хладная земля пожирает.
 Когда ж, изнуренный печалью своей,
 На одр он безрадостный, на одр одинокий
 Не в сон, но в забвенье страданий падет,
 Когда в его храмину, в час ночи глубокой
 Последний друг скорбных — надежда придет,
 И с лаской к сиротскому одру приникает,
 Как нежная матерь над сыном стоит
 И песни волшебные над ним воспевает,
 Пока его в тихих мечтах усыпит;
 И в миг сей последнего душ наслажденья
 И сна ты страдальцу вкусить не даешь:
 Перстом, наваждающим мечты и виденья,
 Касаясь челу его, сон ты мятешь;
 И дух в нем, настроенный к мечтаньям унылым,
 Тревожишь, являя в виденьях ночей
 Иль бедствия жизни, иль ужас могилы,
 Иль призраки бледные мертвых друзей.
 Он зрит незабвенного, он глас его внемлет,
 Он хочет обнять ему милый призрак —
 И одр лишь холодный несчастный объемлет,
 И в храмине тихой находит лишь мрак!
 Падет он встревоженный и горько прельщенный;
 Но сон ему боле не сводит очей.
 Так дни начинает он, на грусть пробужденный,
 Свой одр одинокий бросая с зарей:
 Ни утро веселостью, ни вечер красами
 В нем сердца не радуют: мертв он душой;
 При девах ласкающих, в беседе с друзьями,
 Везде, о задумчивость, один он с тобой!
Николай Гнедич — Задумчивость: Стих
> 

