Дочиста
 пол натереть и выместь,
 пыль со стола
 убрать и смахнуть,
 сдуть со стихов
 постороннюю примесь,
 и —
 к раскрытому настежь окну.
 Руки мои —
 чтоб были чисты,
 свежестью —
 чтоб опахнуло грудь.
 К сердцу
 опять подступают числа:
 наших дней
 начало и путь.
 Сумерки
 кровли домов одели…
 В память,
 как в двор ломовик, тарахтя,
 грузом навьючив
 дни и недели,
 вкатывается
 Десятый Октябрь.
 Тысячи строк,
 совершая обряд,
 будут его возносить,
 славословя.
 Я же
 тропу моего Октября
 вспомню,
 себя изловив на слове
 «искренность»…
 Трепет летучих искр,
 искренность —
 блеск непогасшей планеты.
 Искренность —
 это великий риск,
 но без нее
 понимания нету.
 Искренность!
 Помоги моему
 сердцу
 жар загорнуть и выскресть,
 чтоб в моем
 неуклюжем уму
 песня вздышала,
 томясь и искрясь.
 Искренность!
 Помоги мне пропеть,
 вспомнивши,
 радостно рассмеяться,
 как человеку
 на дикой тропе
 встретилось сердце,
 стучащее
 массы.
 Был я
 безликий интеллигент,
 молча гордящийся
 мелочью званья,
 ждущий —
 от общих забот вдалеке —
 общей заботы
 победное знамя.
 Не уменьшась
 в темноте норы,
 много таких
 живут по мансардам,
 думая:
 ветром иной поры
 лик вдохновенный их
 творчески задран.
 Меряя землю
 на свой аршин,
 кудри и мысли
 взбивая все выше,
 так и живут
 до первых морщин,
 первых припадков,
 первых одышек.
 Глянут, —
 а дум
 облыселую гладь
 негде приткнуть
 одинокому с детства.
 Финиш!..
 А метили
 мир удивлять
 либо геройством,
 либо злодейством…
 Так жил и я…
 Ожидал, пламенел,
 падал, метался,
 да так бы и прожил,
 если бы
 не забродили во мне
 свежего времени
 новые дрожжи.
 Я не знал,
 что крепче и ценней:
 тишь предгрозья
 или взмывы вала, —
 серая
 солдатская шинель
 выучила
 и образовала.
 Мы неслись,
 как в бурю корабли, —
 только тронь,
 и врассыпную хлынем.
 Мы неслись,
 как в осень журавли, —
 не было конца
 летучим клиньям.
 Мы листвой
 осыпали страну,
 дробью ливней
 мы ее размыли.
 Надвое —
 на новь и старину —
 мы ее ковригой
 разломили.
 И тогда-то понял я
 навек —
 и на сердце
 сразу стало тише:
 не один
 на свете человек, —
 миллионы
 в лад
 идут и дышат.
 И не страшно
 стало мне грозы,
 нет,
 не мрак вокруг меня,
 не звери,
 лишь бы,
 прянув на грозы призыв,
 шаг
 с ее движеньем соразмерить.
 Не беги вперед,
 не отставай, —
 здесь времен
 разгадка и решенье, —
 в ряд с другими,
 в лад по мостовой
 трудным,
 длинным,
 медленным движеньем.
 Вот иду,
 и мускулы легки,
 в сторону не отойду,
 не сяду.
 Так иди
 и медленно влеки
 наш суровый,
 наш Октябрь Десятый.
 Стройтесь, зданья!
 Высьтесь, города!
 Так иди
 бесчисленным веленьем
 и движенья силу
 передай
 выросшим на смену
 поколеньям.
 Брось окно,
 войди по грудь в толпу,
 ей дано теперь
 другое имя,
 не жестикулируй,
 не толкуй, —
 крепкий шаг свой
 выровняй с другими.
 Стань прямее,
 проще
 и храбрей,
 встань лицом
 к твоей эпохи лицам,
 чтобы тысячами
 Октябрей
 с тысячными
 радостями
 слиться!
Николай Асеев — Десятый октябрь: Стих
> 

