Памяти А.Н. Толстого, скончавшегося 22 февраля 1945-го
Давность ли тысячелетий,
 Давность ли жизни одной
 Призваны запечатлеть им, —
 Всё засосет глубиной,
 Всё зацветет тишиной.
 Всё сохранится, что было.
 Прошлого мир недвижим.
 Сколько бы жизнь не мудрила,
 Смерть тебя вновь возвратила
 Вновь молодым и моим.
I
…И снится мне хутор над Волгой,
 Киргизская степь, ковыли.
 Протяжно рыдая и долго,
 Над степью летят журавли.
И мальчик глядит босоногий
 Вослед им, и машет рукой:
 Летите, счастливой дороги!
 Ищите весну за рекой!
И только по сердцебиенью,
 По странной печали во сне
 Я вдруг понимаю значенье
 Того, что приснилося мне.
Твоё это детство степное,
 Твои журавли с высоты
 Рыдают, летя за весною,
 И мальчик босой — это ты.
II
Я вспоминаю берег Трои,
 Пустынные солончаки,
 Где прах Гомеровых героев
 Размыли волны и пески.
Замедлив ход, плывем сторонкой,
 Дивясь безмолвию земли.
 Здесь только ветер вьёт воронки
 В сухой кладбищенской пыли,
Да в небе коршуны степные
 Кружат, сменяясь на лету,
 Как в карауле часовые
 У древней славы на посту.
Пески, пески — конца им нету.
 Ты взглядом провожаешь их,
 И чтобы вспомнить землю эту,
 Гомера вспоминаешь стих.
Но всё сбивается гекзаметр
 На пароходный ритм винтов…
 Бинокль туманится — слезами ль? —
 Дымком ли с дальних берегов?
Ты говоришь: «Мертва Эллада,
 И всё ж не может умереть…»
 И странно мне с тобою рядом
 В пустыню времени смотреть,
Туда, где снова Дарданеллы
 Выводят нас на древний путь,
 Где Одиссея парус белый
 Волны пересекает грудь.
III
Я жёлтый мак на стол рабочий
 В тот день поставила ему.
 Сказал: «А знаешь, между прочим,
 Цветы вниманью моему
 Собраться помогают очень».
И поворачивал букет,
 На огоньки прищурясь мака.
В окно мансарды, на паркет
 Плыл Сены отражённый свет,
 Павлин кричал в саду Бальзака.
И дня рабочего покой,
 И милый труд оберегая,
 Сидела рядом я с иглой,
 Благоговея и мечтая
 Над незаконченной канвой.
Далекий этот день в Пасси
 Ты, память, бережно неси.
IV
Взлетая на простор покатый,
 На дюн песчаную дугу,
 Рвал ветер вереск лиловатый
 На океанском берегу.
Мы слушали, как гул и грохот
 Неудержимо нарастал.
 Океанид подводный хохот
 Нам разговаривать мешал.
И чтобы так или иначе
 О самом главном досказать,
 Пришлось мне на песке горячем
 Одно лишь слово написать.
И пусть его волной и пеной
 Через минуту смыл прилив,
 Оно осталось неизменно
 На лаве памяти застыв.
V
Ты был мне посохом цветущим,
 Мой луч, мой хмель.
 И без тебя у дней бегущих
 Померкла цель.
Куда спешат они, друг с другом
 Разрознены?
 Гляжу на жизнь свою с испугом
 Со стороны.
Мне смутен шум её и долог,
 Как сон в бреду.
 А ночь зовет за тёмный полог.
 — Идёшь? — Иду.
VI
Торжественна и тяжела
 Плита, придавившая плоско
 Могилу твою, а была
 Обещана сердцу берёзка.
К ней, к вечно зелёной вдали,
 Шли в ногу мы долго и дружно.
 Ты помнишь? И вот — не дошли.
 Но плакать об этом не нужно,
Ведь жизнь мудрена, и труды
 Предвижу немалые внукам:
 Распутать и наши следы
 В хождениях вечных по мукам.
VII
Мне всё привычней вдовий жребий,
 Всё меньше тяготит плечо.
 Горит звезда высоко в небе
 Заупокойною свечой.
И дольний мир с его огнями
 Тускнеет пред её огнём.
 А расстоянье между нами
 Короче, друг мой, с каждым днём.

