Я долго бродила по галерее.
 И краски играли, как легкие пальцы,
 звучали и звали:
 – Скорее! Скорее! –
 И жаркой палитрой вокруг рассыпались.
 Я долго бродила и долго искала…
 Задумалась вместе с Христом в пустыне.
 Пока не заметила,
 как в серых скалах
 зябкое утро розово стынет.
 Тогда потянуло в бездумность,
 в прозрачность,
 где так умело
 жизнь без пощады
 в южные краски, в лазурность прячет
 постигший Войну и Восток
 Верещагин.
 На суриковскую Москву засмотрелась…
 Призывно звенели прозрачные слезы,
 в светлевшее небо взлетала смелость
 крылатым двуперстием грозной Морозовой.
 А утро было такое синее,
 сквозь снежную мглу золотилось крестами,
 словно сама
 на рассвете
 Россия
 вышла и двигалась вслед за санями.
 Направо сурово белели рубахи,
 тлели у смертников тонкие свечки,
 собор Василия Блаженного, плаха…
 И в лицах все тот же,
 тот же извечный
 огонь.
Наталья Астафьева — В Третьяковке: Стих
> 

