Помню жар прокуренных собраний,
полуночных споров хрипоту;
эшелон в редеющем тумане,
тюфяки тифозные в поту.
Опиумный ветер Семиречья,
пыльных юрт пологие горбы,
гибнущее племя человечье
в вязкой лаве классовой борьбы.
И когда, уже не зная страха,
с каждым шагом обращаясь в лёд,
крестный путь — от шахты до барака —
доходяга тупо добредёт, —
сунуть ноги в рукава бушлата
и, свернувшись, надышать тепло,
провалиться сердцем без возврата
в те края, что время унесло,
в скачки девятнадцатого года,
смех казашки и плывущий зной…
Отпылав в скитаньях и походах,
всё пребудет вечной мерзлотой.
>
