Ты родина ль великого Адама,
 Не прежняя, другая, злая Польша?
 Он не поверил бы. «Нет, бред Бэдлама, —
 Сказал бы он, — лжи не придумать больше!»
 Он был певцом, пророком, пилигримом.
 В его мечтах Польша была Мессией…
 И вот она, гонимая, к гонимым
 Безжалостна! И делит стыд с Россией.
 Адам, Адам! Ты, спящий там в Вавеле,
 Венчающем прекрасный древний Краков,
 Когда б проснулся ты, о, неужели
 Спокойно б ты смотрел на грех поляков?
 Нет, бросился бы ты под колесницу,
 Которая чужих, но слабых давит.
 Или простер, как властелин, десницу,
 Чтоб удержать коней и тех, кто правит!
 О, мой народ! Опять година скорби.
 Прибавишь к старым ранам снова раны.
 Но не погибнешь ты: ведь в бедной торбе
 Странника-торгаша есть талисманы.
 Те талисманы — вера, сила духа.
 Они — ковчег твой среди злой стихии.
 И явственен для внутреннего слуха
 Призывный рог незримого Мессии.
Михаил Цетлин (Амари) — Памяти Мицкевича: Стих
> 

