Светлой памяти Юрия Галанскова
Дети! последнее время. И как вы слышали,
что придет антихрист, и теперь появилось
много антихристов, то мы и познаем из того, что
последнее время.Ин. 2.18
В сентябре вода прибывает,
 в сентябре гробы забивают,
 в сентябре мой окунь спешит,
 в сентябре молодкам грешить,
 в сентябре шакалит рассвет,
 в сентябре сдается браслет,
 в серебре дверей постою,
 в сентябре врагов засолю.
 За унылым солнцем рыбачь,
 накорми кормилиц страной,
 там, где бьются рюмочки дач,
 разливая август блатной.
 И, наверно, сторож мой пьян
 и с моею бабой хитер –
 отпустил гулять по полям,
 отпустил плевать на костер.
 Я такие шутки трепал
 в стороне от медных лопат,
 я всю жизнь тоску зарывал,
 да смеялся Понтий Пилат.
 Упаду на мраморный стол,
 упаду на Лер-мон-то-ва.
 Михаил! Труба – это вздор,
 в ожиданье ввергнуты.
 Кто спешит – спешит по следам,
 подстрекатель, голос-мороз,
 ах, как жизнь и грудь разметал
 секундант, к вам в гости – погост.
А моя дуэль – не моя
 и маячит вниз головой.
 Я за львиной долей ручья
 притворился спящей совой.
 Ах, моя дуэль – нет дурней,
 семь шагов не пройдено.
 Это жуть – дуэль, это гром – дуэль –
 мне стреляться с родиной.
 Я на пу… на пулю иду,
 я ма-му… мамулю в бреду,
 помолись, отшельник, и тут
 преклонись, ошейник в виду
 и в районе сказочной лжи
 для победы скатерти сторожи.
Эх, Россия, кровь или дым,
 пусть порвет толпа тебя на бинты,
 чтоб остался я, жил и жил,
 чтоб осталась ты, пуля в жир.
 И во всех церквах прозвонят,
 и закроют школы – молебен.
 И стихи мои прозвенят,
 а тебе дадут красный гребень.
 Порошок ли сонный не спрошен?
 Пять минут подумай о прошлом,
 кандалы попробуй на зуб –
 все к тебе фальшивых везут.
 У твоей кровати не спят,
 у твоей подушки – все служка,
 и четыре века подряд
 у кривой петли – мелочь в кружку,
 и задушен тот, кто надушен,
 пять минут! Заход! Только слушай.
По всем твоим каменным сводам и сваям,
 по всем твоим траурным спорам и сворам
 Дуэль превратилась в позорную свадьбу
 Морозовой в шубе с раскольником голым.
 По всем твоим гадким арестам на место,
 по всем твоим шатким глазам для невесты
 носили свой крест и мешали для теста
 Григория голову… ангела крестным.
 По всем твоим дулам и думам, и дамам,
 по всем чертежам голубого удара,
 по всем мостовым, где смеяться охота,
 пройдет анекдотов слепая пехота,
 по всем, где записки сложила не в жилу,
 по всем подлецам, для которых служила,
 по всем, где опять барабан и гримаса,
 по всем, кто примазался или при масле.
 Я кровь разотру и на белом, и черном,
 я сделаю каждого вас – кумачовым.
 Пусть кто-то кричит и бренчит кулачками…
 Я бусы плету, я знаком с дурачками.
Белым мальчикам гулять, голосить,
 бледным мачехам цветы выносить,
 занавешивать иконы с утра,
 ах, только пудра в это время мудра.
 Белым мальчикам стаканы крошить,
 белым мальчикам отцов прогонять,
 белым мальчикам на белом не жить,
 все их губы для меня, про меня.
 К белым мальчикам я в черном пальто
 приглашенья на дуэль разнесу,
 а они потом возьмут долото –
 деревянный мой конвой разнесут.
Молодцы, что для меня йод просили,
 популярнейшие века, веки пленные,
 дайте сдачи мне с убийства России,
 у меня с собой одни неразменные.
И гудят колокола – Кар… кар,
 и опричники поют – скор… скор,
 и откроют вам в Москве, здесь, бар,
 вы там будете хлебать кровь и кровь!..
 Ну а в пятницу… и в пять, всего вернее,
 я, Россия, при честном народе
 грохнусь пред тобою на колени
 там, где кровь и все лицо колотит.
 Если есть чеснок, он есть и в ангеле.
 Ангел – это ты и Модильяни…
 На меня прищурится Евангелие,
 там, где всех апостолов деяния.
Раздевайся, Вера, это – ночь,
 раздевайся, это лишь начало,
 ведь Россия – ни жена, ни дочь,
 ты напрасно на меня кричала…
Когда я выбью шестерку, ты нальешь мне в стакан Бордо…
 Ну а там, где бульвары сиренью махровою мокнут,
 целый будущий век продают пуговицы с моего пальто,
 и идут с молотка мною где-то разбитые окна!..

