(Подражание Мелендецу)
Долины царь! о, древний вяз!
 Где слава дней твоих зеленых?
 Где листьев густота?— где тень, котора в оных
 Скрывалась, притаясь,
 И вдруг потом, дыша прохладой,
 Служила в полдень нам отрадой?
 Не слышно более, чтоб гордая твоя
 Глава от ветров трепетала.
 Ты здесь родился, взрос, вода сего ручья,
 Охотну дань платя, твой корень орошала;
 И зелень нежную лелеела, питала;
 Но вскоре, возгордясь,
 Бежал от мягкой ты постели;
 Как будто бы земной стыдяся колыбели,
 Распространясь
 Над всеми в воздухе широко,
 Подъял главу высоко!
Когда весна тебя озеленяла вновь,
 И птички, чувствуя любовь,
 Чтоб свить себе гнездо, кустарников искали;
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тогда к тебе они стадами прилетали;
 Садились по сучкам.
 И там
 Резвились, прыгали, шумели,
 Любви всесильной гимны пели.
 Едва с улыбкою румяная заря
 Лучами первыми восток живописала,
 Как, нетерпением горя,
 С подругами к тебе пастушка прибегала.
 Они тут пением своим,
 Веселым, легким, стройным,
 Предметам милым, дорогим,
 Давали знать, что ждут их с сердцем беспокойным.
 Под тенью скромною твоей,
 От глаз ревнивых в удаленьи,
 Любовники, тая огонь в душе своей,
 Делили радость и мученьи!..
 Ты видел, как иной страдал,
 И рок свой проклинал немилосердый, злобный:
 Иной надеялся,— страшился и — молчал.
 Ты вздохов пламенных свидетель был безмолвный,
 И все таинственной завесой покрывал
В полуденный час лета знойный
 К тебе же приходил и загорелый жнец
 (Имея на главе из васильков венец)
 Вкушать отрадный сон покойный;
 И, защитив себя от солнечных лучей,
 Под густотой твоей,
 На время забывал все горести, заботы.
 Когда же наступал способный час работы,
 С веселием в душе на нивы поспешал
 Вязать колосья золотые
 (Одни для жизни сей сокровища прямые!)
 И пеньем радостным он труд свой услаждал.
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Увы! небесный огнь лишил тебя навек
 Одежды изумрудной,
 И вскоре дровосек,
 Свершивши подвиг трудный,
 С секирой грозною в руках,
 На брег низвергнет сей… О страх!
 Я чувствую в душе невольно содроганье!..
Величественный, гордый вяз!
 Прости, прости в последний раз!
 Прости, листков твоих приятное шептанье,
 И вы простите, имена,
 На твердой сей коре рукой любви сплетенны.-
 Одно мгновение!… и где остатки тленны?..
 Ах! тщетно для тебя настанет вновь весна;
 Ты умираешь с тем, чтоб ввек не возрождаться…
 Уж члены все твои разбросаны в траве,
 И возносившейся ко облакам главе
 Во прахе суждено валяться!..
 Теперь твой безобразный пень
 Пугает только птиц; все мимо пролетают;
 Пастушки с песнями нейдут к тебе под сень,
 Но встречи тщательно с тобою избегают.
 Лишь горлица одна, в отчаяньи, в тоске,
 Лишась подруги сердцу милой,
 Здесь сидя на песке,
 С печалию твоей сливает глас унылой;
 И эхо вдаль несет ее протяжный тон…
 Я сам, величие твое воображая
 И дни счастливые протекши вспоминая,
 Со вздохом испускаю стон.
Жестокая тоска мятет меня, сражает;
 Мне мнится, будто твой засохший пень вещает:
 «Все гибнет! гибнет все!»… Так что ж такое жизнь?
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

