Полу изломанный, разбитый,
 С окровавленной головой,
 Очнулся я на мостовой,
 Лучами яркими облитой.
 Зачем я бросился в окно?
 Ценою страшного паденья
 Хотел купить освобожденье
 От уз, наскучивших давно.
 Хотел убить змею печали,
 Забыть позор погибших дней…
 Но пять воздушных саженей
 Моих надежд не оправдали.
 И вдруг открылось мне тогда,
 Что все, что сделал я, — преступно.
 И было Небо недоступно,
 И высоко, как никогда.
 В себе унизив человека,
 Я от своей ушел стези,
 И вот лежал теперь в грязи,
 Полурастоптанный калека.
 И сквозь столичный шум и гул,
 Сквозь этот грохот безучастный.
 Ко мне донесся звук неясный:
 Знакомый дух ко мне прильнул.
 И смутный шепот, замирая,
 Вздыхал чуть слышно надо мной,
 И был тот шепот — звук родной
 Давно утраченного рая: —
 «Ты не исполнил свой предел,
 Ты захотел успокоенья,
 Но нужно заслужить забвенье
 Самозабвеньем чистых дел.
 Умри, когда отдашь ты жизни
 Все то, что жизнь тебе дала,
 Иди сквозь мрак земного зла,
 К небесной радостной отчизне.
 Ты обманулся сам в себе
 И в той, что льет теперь рыданья, —
 Но это мелкие страданья.
 Забудь. Служи иной судьбе.
 Душой отзывною страдая,
 Страдай за мир, живи с людьми
 И после — мой венец прими»…
 Так говорила тень святая.
 То Смерть-владычица была,
 Она явилась на мгновенье,
 Дала мне жизни откровенье
 И прочь — до времени — ушла.
 И новый, лучший день, алея,
 Зажегся для меня во мгле. —
 И прикоснувшися к земле,
 Я встал с могуществом Антея.
Константин Бальмонт — Воскресший: Стих
> 

